Вернуться живым
Шрифт:
– Почему по связи не вышли на нас? Мы и боя-то не слышали, вы ведь за вторым от нас склоном горы укрыты – не слышно!
– Связиста убили сразу! А я частот не знаю. Ну и не до того было… Этот проклятый «Утес» и раненых потащили, да и перепугались мы все. Офицер вырублен – без командира совсем хреново.
Пули продолжали свистеть вокруг нас, некоторые врезались в камни и с визгом выбивали искры, рикошетя, разлетались по сторонам. Мы отвечали дружным огнем – патронов в валяющихся вокруг вещевых мешках пока хватало. Отлично! Продержимся! Отобьемся!
Солдаты стреляли прицельно, короткими очередями. Вскоре и «духи» очереди веером, неэкономно перестали выпускать. Тоже начали экономить патроны! Огневых точек стало заметно меньше, значит, оставили заслон, а остальные уходят – отползают, утаскивая раненых и убитых. Жаль артиллерию на них не навести, мы ведь лежим друг от друга в тридцати-сорока метрах. Специально все сразу не уходят, сидят в укрытиях, ждут, пока стемнеет, чтоб снарядами на открытой местности их не добили…
Вечерело, солнце клонилось к горизонту, а перестрелка не стихала. Посмотрел на электронные часы – время почти шестнадцать.
Это был мой первый настоящий бой – и сразу такой кошмар! Трупы бойцов валяются вокруг, на расстоянии протянутой руки! Позиция моя была не особо удачная – груда камней с одной стороны и возле нее, справа остывало тело солдата, затем лежал я и с другой стороны еще одно тело. Дальше за вторым трупом лежит сержант, как его? кажется Карабод! И рядом с ним еще один боец. Однако под усилившимся обстрелом огневую позицию не сменить. Уже три часа, как мы ведем этот бой. Внезапно желудок включил свой вечный двигатель, внутри заурчало – требует топлива.
«Хм! А ведь я с утра не поел! А теперь организм потребовал пищи. Эх, съесть бы чего, а не то меня желудочный сок изнутри растворит. Это, наверное, от нервов!»
– Сержант, у тебя есть что-нибудь пожрать? Тебя как звать?
– Василь! Мой мешок где-то там ниже валяется, где я до вашего подхода отстреливался.
– А сам есть хочешь?
– Еще как! С раннего утра ни одной крошки во рту. Надо порыться в мешках у ребят, что-нибудь найдется. Им-то сухпай уже ни к чему…
Последние слова сержант произнес с грустью, словно пожалел не только их, но и себя, ведь сам мог лежать на их месте. Но пока ему повезло! А ведь все могло быть иначе. А как будет дальше? Ведь этот бой для него далеко не последний!
Сержант раскрыл ближайший мешок, вынул штук шесть маленьких баночек с мясом, вскрыл открывалкой и разделил на троих. Вот что всегда при мне (по совету ротного), так это ложка, которая торчит из нагрудника вместе с сигнальной ракетой. Карабод достал свою ложку из-за отворота пыльного сапога и обдул от пыли. Я протер ложку ароматизированной салфеткой из набора, взял из рук сержанта банку и… поставил на спину солдата. На мертвое тело… А больше ставить некуда. Карабод сделал то же самое. Пулеметчик есть не захотел, сказал, что сейчас кусок в горло не полезет – не до того – страшно!
Мы с сержантом приговорили мясные консервы вдвоем. Время от времени, то он, то я посылали очередь за очередью вверх в укрепление на горе
Хр-хр-хр-х-х-хы.
Перебравшись через неподвижные тела мертвых солдат к офицеру, увидел, что его тело содрогалось мелкой дрожью, глаза были закрыты, а рот чуть приоткрыт.
«Фантастика! Ожил?!»
Старший лейтенант действительно хрипло дышал, несмотря на это ужасное ранение в голову! Вид его был ужасен: кровь запеклась вокруг входного отверстия во лбу, подсохшие кровавые потеки разметалась по лицу в разные стороны, густой сгусток крови засох в волосах.
Живой!..
– Эй! Парни! Офицер жив! – зашипел я лежащим солдатам. – Передать по цепочке ротному – офицер жив!
Минут через пять ко мне подполз Кавун, взглянул на раненого и пристально посмотрел мне в глаза. Затем Иван выдал длинную серию витиеватых матов.
– Проклятье! Минут через десять прилетит вертушка и раненых заберет. Пятерых мы вытащили на площадку, с этим можем не успеть. Как же его нести под обстрелом? Волоком нельзя – голову повредим, пуля может в мозгу сдвинуться. Лейтенант! Бери этих двух бойцов и наших братьев-мусульман (ротный махнул рукой в сторону двух пулеметчиков-таджиков) – и откройте бешеный огонь! Давите на психику «духам»! Сначала бросаете гранаты, а потом из гранатомета долбанешь по вершине. Короче говоря, изображай лобовую атаку. Кричите «ура», материтесь, вопите что есть мочи. Сейчас начнет темнеть, и дождь помаленьку накрапывает, они не заметят, как мы унесем раненого. Атакой собьем «духов» с толку.
Действительно, недавно начал накрапывать мелкий-мелкий, как пыль, дождь, который постепенно усиливался. Ротный продолжил пояснять свой замысел:
– Возможно, «духи» психанут и отойдут, они свое дело уже сделали – крепко нас укусили! Если не успеем оттащить вниз и загрузить раненого старлея, то сегодня вертушек больше не будет. Минут через двадцать солнце зайдет – конец полетам.
Солнце уже почти закатилось за горную вершину, и лишь багрянец пробивался сквозь пелену дождя.
– Зибоев, Мурзаилов! Ползком к камням и с криком «ура» расстреливаете по ленте пулеметной! Все ясно? – уточнил я.
Солдаты кивнули головами, однако желания выполнять приказ на их лицах не читалось. Карабод и солдат, вооруженный пулеметом, тоже чудом оставшийся целым и невредимым, поняли наш замысел, но восприняли его с сомнением. Что-то пробурчали, но не возражали.
– Ура! Ура! Ура!!!
– Бам! – выстрел из «мухи».
– Трата-та-та, – отвечает сверху «духовский» пулемет.
– Бах-бах-бах, – брошена граната.
– Та-та-та, – вторят наши автоматы.
– Ура! Ура! Ура!!! – На четвереньках, пригибаясь и беспрестанно стреляя, мы продвигались вперед к вершине. Атакуем! После выстрела из «мухи» и взрывов гранат ответный огонь прекратился.