Вернувшийся к рассвету
Шрифт:
— Вот это, Азамат, нужно переправить за границу. В Индию, Пакистан, Турцию. В фармакологические компании. Нужно эти негативы размножить и подбросить ученым, работникам, владельцам компаний, неважно кому. Лишь бы они попали на глаза тем, кто разбирается в вирусологии. Текст на английском. Здесь пять упаковок по два негатива в каждой. Пожалуйста, постарайся сделать еще копии.
Азамат молчал, не протягивал руку, холодно смотрел мне в глаза. Наконец его губы шевельнулись, задавая вопрос:
— Что это, Дима?
— Это… — я взвесил невесомые кусочки фотопленки на ладони — Это, Азамат, и лекарство и одновременно
— Чья именно смерть? Каких людей?
— Наших тоже — я вздохнул — Прежде чем здесь начнется производство другого вируса, убивающего этот, кто-то успеет заразиться и заразить других.
— А оно начнется?
— А разве будет выбор, если ты или твои люди переправят это за границу?
— Значит это твое лекарство от зимы? Страшное лекарство, хуже болезни.
— Да, Азамат. Там умрут — здесь выживут. Страна останется та же. Здесь пропущена одна ступень обработки вируса, без неё он смертелен. Не сразу, нет, где-то через полтора года. Это очень занимательный вирус, необычный и у него очень интересный инкубационный период. Прости, тебе незнакомо это понятие.
— Почему же, знакомо. И о вирулентности я тоже знаю. Как он передается?
— В латентной форме через кровь и половые контакты. Как СПИД. В активной стадии воздушно-капельным путем, тактильно и также через кровь. Способен сохранять активность при низких и очень высоких температурах. Нет — я отрицательно качнул головой в ответ на не прозвучавший вслух вопрос — человек подобных температур не выдержит.
— То есть, от него нет никакой защиты? Нет противоядия и антибиотики бесполезны?
— Да. Его убивает только он сам, но другой. Измененный.
— Что это было, Дима? Чем это было раньше?
— Раньше это был вирус нильского гриппа. Болезнь называли крокодилий грипп. Вскрыли, археологи, одну могилу фараона. Потом он стал, благодаря неуёмному человеческому любопытству и ненависти к другим, началом Серого финала.
— И сколько вас выжило, прежде чем вы поняли, как с ним бороться?
Я вздрогнул и посмотрел в глаза Азамата. Вначале я там видел только лед и свою смерть, а потом…. Потом Азамат вынул правую руку из сразу оттянувшегося под металлической тяжестью кармана и взял с моей ладони негативы.
— Можешь не говорить, я и так понял, что вас выжило очень мало. Прощай, Дима.
— Прощай, Азамат.
Фигура в плаще давно растворилась в сумраке зарослей, а я сидел на обочине тропинки и ждал. Ждал и думал, что после того как все закончится, я, наверное, застрелюсь. Потому что с таким грузом лжи на душе жить я больше не смогу. Прощай еще раз Азамат и прости, что я тебе тоже солгал, что подставил тебя. Рядом с моей ногой пролегала муравьиная дорога, и я долго наблюдал за одним упрямым муравьишкой, что упрямо тащил в одиночку соломинку раз в пять больше него. До тех пор, пока его не раздавила подошва черного ботинка с прошитым суровыми нитками рантом. Тогда я поднял вверх сложенные вместе ладони и мои запястья обхватил холодный металл наручников.
Азамат стремительно бежал, проламываясь
Свою машину он увидел неожиданно слева от себя, очевидно, слишком забрал вправо, пока проламывался через этот проклятый лес. Немой с виду дремал, загнав автомобиль в кусты, но стоило Азамату зашуметь, выбираясь на прогалину, как тут же встрепенулся и в лицо Азамату уставились черные жерла стволов обреза.
— Воды.
Голос Азамата был хрипл, пил он жадно, проливая половину воды из фляги себе на грудь.
— На станцию?
— Нет. Оденешь мой плащ и кепку. Выберешься на трассу и будешь уходить в сторону Самары. Если прижмут, начнут стрелять по колесам — останавливайся. Ты нужен мне живым. Обрез выброси. Я сказал — выброси! Здесь и сейчас — Азамат повысил голос, заметив промелькнувшую искру строптивости в глазах верного нукера — Меня высадишь там, где скажу, на ходу, не останавливаясь. Всё, переодеваемся. Впрочем, подожди, сперва достань из-под запаски мой новый паспорт. А я пока отдышусь — стар я уже стал для таких пробежек.
Набравшая скорость машина скрылась в облаке пыли, Азамат с кряхтеньем поднялся на ноги, отряхивая ладонями с брюк серую дорожную грязь. Огляделся. Чуть различимыми тонкими нитями вдалеке виднелись провода электрички, за его спиной стоял покосившийся указатель: «Чертов лог — пять километров». Азамат усмехнулся — нет, туда он не пойдет. Он пойдет вперед, туда, где сверкает остатками позолоты одинокий купол заброшенной церквушки. Бог он один, это только глупые люди именуют его разными именами.
На четырнадцатый день дверь моей камеры распахнулась утром, сразу после завтрака. Я встал спиной к решетке, присел, просунул сложенные вместе руки в квадратный проем.
— Назад! Лицом к стене, руки за спину!
Лицом так лицом. Я, прихрамывая, отошел от решетки. Поморщился. Сильно болели ожоги от контактных пластин электродов на интимных местах, прикосновения грубой ткани тюремных трусов к поврежденным местам доставляли кучу незабываемых впечатлений. Вроде бы уже семь дней на допросы не таскают и «лепила» местный приходил, мазал поврежденные места какой-то липкой и тошнотворно пахнущей мазью, а ожоги все никак не заживают. Витаминов, что ли организму не хватает? И следы от уколов непрерывно чешутся. Лязгнул отпираемый замок второй двери.