Верный меч
Шрифт:
— Когда мы оставили Сен-Валери вчера вечером, все, что мы знали, это только то, что город в осаде, — сказал он наконец. — Но мой отец жив?
— Насколько я знаю, — ответил я. — Ваша сестра и мать тоже, они здесь, в Лондоне.
— Они здесь? — переспросил Роберт, широко открыв глаза. — Ты это точно знаешь?
— Я один из тех людей, кому лорд Гийом поручил сопровождать их, — сказал я. — Я привез их из Эофервика вместе с капелланом вашего отца, Гилфордом. Они все в его доме.
— И Гилфорд тоже, — пробормотал он. — Я так давно его не видел. — он глубоко вздохнул и повернулся ко мне, хлопнув твердой ладонью по спине. — Это лучшее, что я слышал за последние несколько дней. Я твой должник, Танкред.
— Как и я ваш, милорд.
— Скажи мне, — сказал он, улыбаясь, когда мы тронулись дальше, — Как давно ты на службе у моего отца.
Я произвел подсчет в уме.
— Восемь дней, милорд, — по некоторым причинам мне было неловко об этом говорить, и мне казалось, что прошло гораздо больше времени.
Но такова была правда: в пятнадцатый день месяца виконт вызвал меня в свою комнату в замке, а сегодня было только двадцать третий день того же месяца.
— Восемь дней? — его лицо выражало недоверие.
— До этого я принес присягу графу Нортумбрии Роберту де Коммину, — объяснил я, выдержав его взгляд. В горле пересохло. — Я служил ему до Дунхольма.
Он серьезно кивнул, на мгновение его лоб омрачился.
— Восемь дней назад я занимался делами семьи в Гравилле. Оттуда нортумбрийцы казались призрачной угрозой. А теперь я возвратился сюда, чтобы узнать, что жизнь моего отца находится под угрозой. Видишь, Танкред, как быстро последние события перевернули наши жизни. Похоже, у нас есть много общего.
Мои пальцы сжались в кулак. Как он мог сравнивать свои тревоги с моим горем? По крайней мере, Мале был жив. Но я вспомнил, как проявил бесчувственность к леди Элис и Беатрис на борту корабля, и придержал язык.
Мы медленно шли по улице. Снежные сугробы соскальзывали с крыш, обнажая почерневшую солому. К нам подходили мужчины и женщины, предлагая продать вязанки хвороста или сморщенную морковь, бледную, как личинки майского жука, но я отмахивался от них.
— Как хорошо опять очутиться в Лондоне, — сказал Мале-младший. — Это был долгий путь. Я начал готовиться к отплытию, как только услышал, что Эофервик в осаде. Мы оставили Гравилль в тот же день. Это было трое суток назад; плохая погода помешала нам плыть быстрее. — он покачал головой. — И все это время мы могли только ждать и молить Бога, чтобы он сохранил моего отца.
Из Эофервика мы выбирались в два раза дольше, но я не сказал этого. По правде говоря, он должен быть благодарен, что не задержался в пути дольше; февраль был не лучшим временем для переправы. Я много слышал о коварном нраве Узкого моря: спокойная на рассвете вода могла после полудня превратиться в черный водоворот. Им еще повезло, что снегопад начался только сегодня, плыть под таким снегом было просто невозможно.
Скоро мы добрались до дома. Все тот же слуга, что охранял дверь в день нашего прибытия, встретил нас и сегодня; он вместе со слугой Роберта повел лошадей в конюшню на заднем дворе.
В доме дружинники уже проснулись и сидели у очага, завтракая хлебом и сыром. Капеллан сидел у стола, неторопливо прихлебывая что-то из кружки и кося одним глазом на лист пергамента перед собой. Он чуть не выронил кружку при виде младшего Мале. Гилфорд вскочил на ноги, развел руки, и они приветствовали друг друга, как старые приятели, болтая одновременно на английском и французском языках, пока не прибежал Вигод. Тогда Гилфорд отправился за обеими дамами.
Я уселся рядом с Уэйсом и Эдо, снимая перчатки и грея пальцы у огня.
Уэйс налил мне пива.
— Это кто такой? — спросил он, кивая в сторону новоприбывшего.
— Сын виконта, — сказал я. — Роберт Мале.
— Я не знал, что у Мале есть сын, — сказал Эдо.
— Я тоже, — ответил я и посмотрел на Роберта, который в этот момент говорил с управляющим.
— Как хорошо вернуться в этот дом, — сказал он, радостно указывая на все вокруг: на очаг, гобелены, потолок. — В последний раз я был здесь на коронации короля Гийома.
— Я не считаю, что это очень долго, — сказал Вигод. — Два года вполне приемлемый срок.
Он замолчал, услышав быстрые шаги на лестнице. Беатрис спускалась вниз, подол ее темно-зеленого платья был поднят чуть выше лодыжек. Она увидела своего брата и, не сдерживая радостного смеха, побежала вперед и бросилась ему на шею. Ее мать, следовавшая за ней по пятам, присоединилась к всеобщим объятиям.
Я отвернулся. Я не привык к семейным сценам, и видеть их всех вместе было выше моих сил. Може, Эрнст, Иво, Фулчер, Жерар: все они были моими братьями по оружию, другой семьи я никогда не знал.
Ты живешь мечом, сказал мне Обер, когда мы на корабле бежали из Эофервика. Только сейчас я начал понимать, о чем он говорил.
Беатрис отпустила Роберта и отступила, разглаживая юбку. Ее узкое платье было скроено точно по фигуре, расшито желтой нитью у горловины и на рукавах, и я не мог не заметить, что у этой худышки довольно выпуклая грудь.
— Когда ты приехал? — спросила она брата, вытирая слезы с глаз.
— Мы причалили к Стиббенхайт во время прилива, за час до рассвета. Я сразу поехал сюда с одним слугой. Он сейчас занимается нашими лошадьми.
— А остальные ваши люди? — спросил Вигод. — Вы привезли еще кого-нибудь из Нормандии?
— Двадцать рыцарей нашего Дома, их лошади переправляются на втором корабле. Я взял всех, кого успел собрать до отъезда. Я приехал, как только узнал новости.
— А твой брат? — прервала его леди Элис. — Где он?
— Я оставил его управлять делами в мое отсутствие. Думаю, неразумно было бы рисковать всем вместе. Один из нас должен был остаться.
— Вы слышали об Эофервике и о вашем отце? — спросил Гилфорд, когда вернулся.