Верный меч
Шрифт:
Старшая монахиня уже шла вперед, махнув нам рукой следовать за ней по усыпанному гравием двору к зданиям монастыря. Там мы оставили наших лошадей вместе со щитами и пошли по широкой дорожке к церкви и длинному каменному дому, который я принял за дормиторий. Забор и внешний ров охватывали большое пространство, значительную часть которого занимал большой луг, куда сейчас согнали овец и коров. Слабый ветерок принес запах навоза. На берегу реки за южной стеной дома я увидел темный силуэт мельницы с крутящимся колесом.
— Как ты думаешь, она примет нас? — тихо спросил Эдо.
— Вот где полно баб, — сказал Радульф, глядя на монахинь, идущих в противоположном от нас направлении. — Молодых, если повезет.
Я остановился и повернулся к нему.
— А ты будешь помалкивать, — пообещал я, указывая пальцем в перчатке на его здоровый шнобель. — Ты меня понял? — он смотрел на меня с удивлением. Но я уже по горло был сыт его шуточками. — Это дом Господа нашего, — сказал я им всем. — Пока мы здесь, мы не выказываем ничего, кроме уважения.
Отстранившись, я заметил, что капеллан наблюдает за мной. Он не сказал ни слова, но прежде чем отвернуться, мне показалось, я заметил в его глазах проблеск одобрения, хотя мог и ошибиться.
Слова Радульфа заставили меня задуматься, допускается ли в Уилтуне принимать мужчин, или наше дело признали действительно важным? В некоторых монастырях порядки были намного строже; туда вообще не допускались люди из мира, кроме паломников, больных и священников, приходящих принять исповедь и служить мессу. Нам явно было оказано большое доверие, особенно учитывая, что мы были воинами и не принадлежали к их народу.
Последние лучи солнца освещали черепичную крышу собора. Вблизи он оказался еще более впечатляющим. Каждая из трех башен была высотой в два двухэтажных дома, даже неф поднимался на рост шести человек. Стекла в окнах были окрашены в красные, зеленые, синие и даже желтые цвета, причудливо складываясь в изображения святых и ангелов; я нигде не видел ничего подобного.
Гилфорд не заинтересовался ни одним из этих чудес, так что я спросил себя, уж не бывал ли он здесь раньше? Но если это так, значит ли это, что он тоже знаком с Эдгитой?
Мы пересекли двор, направляясь к большому каменному дому. Монахиня постучала в дверь, а затем открыла ее, хотя я не слышал никакого ответа. Гилфорд пошел за ней, а я следом, резко наклонившись вперед, чтобы избежать удара о низкую притолоку. Зал был освещен всего двумя свечами, расположенными по обе стороны от наклонного письменного стола. У дальней стены был устроен очаг, но огонь в нем еще не разводили, и воздух в комнате был насыщен сыростью. Дверь рядом с очагом вела в соседнюю комнату, откуда сразу же появилась девочка. Ее волосы были заплетены в косу, но не покрыты платком. Она выглядела не старше одиннадцати или двенадцати лет. Девочка замерла, увидев нас, и я подумал, что в ее глазах мы выглядим поистине устрашающе: семеро незнакомых мужчин, причем шестеро в кольчугах и кольчужных шоссах, со шрамами на лицах. Если она выросла в монастыре, она не могла видеть столько рыцарей сразу.
Монахиня что-то сказала ей, девочка кивнула, и не отводя от нас взгляда, отступила в дверной проем.
— Выйдите, — сказал мне Гилфорд коротко, — я хочу спокойно побеседовать с настоятельницей.
— С настоятельницей? — я был удивлен.
Я был уверен, что мы приехали, чтобы увидеть Эдгиту.
— А с кем же еще? — он начал проявлять некоторое нетерпение. — Я не могу передать свое сообщение без ее разрешения. Теперь идите.
Я не двигался.
— Мы будем ждать здесь.
— Это не ваше дело.
Но тут дверь снова открылась, и он повернулся к женщине в коричневой рясе с простыми крестами, вышитыми на рукавах белой нитью. Как и монахиня, встретившая нас у ворот, она была немолода, но в ее глазах светилась мудрость, и она держалась с большим достоинством, словно каждый ее шаг был подчинен некой божественной цели.
Она взмахом руки отослала нашу провожатую, та торжественно кивнула и ушла, оставив нас в молчании при свечах.
Первая заговорила настоятельница:
— Faeder Gilfwold, [18] — сказала она.
— Abodesse Cynehild. [19]
Капеллан встал на одно колено, взял ее руку и поцеловал украшавшее ее серебряное кольцо.
— Кажется, в этот раз вы явились с настоящей свитой, — неожиданно произнесла она по-французски, глядя на нас. — Как меняются времена.
Если она собиралась пошутить, ее лицо этого не показывало, оставаясь бесстрастным, как и раньше.
Гилфорд покраснел.
18
Отец Гилфорд.
19
Аббатиса Синхильд.
— Этот эскорт дал мне мой господин, — пояснил он, так же отвечая на французском языке.
— Гийом Мале, — сказала она, и мне показалось, что я услышал нотку презрения в ее голосе.
Капеллан, казалось, ничего не заметил.
— Да, миледи.
Настоятельница несколько мгновений задумчиво смотрела на него, а затем перевела взгляд на нас, словно начальник караула перед сменой.
— Вы выглядите удивленным, — сказала она мне. — Почему?
Я не ожидал, что это будет так очевидно.
— Вы очень хорошо говорите по-французски, — ответил я.
Это был не комплимент, я сказал чистую правду. На самом деле она говорила удивительно хорошо, словно родилась по ту сторону Узкого моря. Или, по крайней мере, много лет прожила среди французов.
— И что вас удивляет? — спросила она.
— Только то, что я не привык к французской речи в устах англичан, — я тщательно подбирал слова.
— Тем не менее, Гилфорд говорит так же хорошо, как и я.
— Его господин норманн, — сказал я, пожимая плечами.