Верный муж (сборник)
Шрифт:
Девица вежливо осведомилась, что на горячее. Или, может быть, какой-нибудь легкий салат? Например, руккола с креветками? Или с жареным угрем и водорослями чука?
– Водорослями? – испугалась Надя. – Нет, вот этого точно не надо. А салат с креветками… Ну, допустим. А вот горячее я точно не осилю!
Девица важно кивнула, чиркнула в своем блокнотике и быстро, словно испарившись, исчезла.
Надя огляделась: зал был полупуст – понятно, до вечера далеко, а обедать тут как-то дороговато. Или – не для всех?
Пенсионеров вроде нее в зальчике не наблюдалось –
Долговязая быстро принесла салат и брускетту. Надя почувствовала, что очень голодна. Салат слегка горчил. Вернее, горчила та самая пресловутая руккола. Креветки были пресноваты и жестковаты, а вот брускетта с чесноком и острым сыром – замечательно вкусна. И густой кремовый суп был хорош, и кофе прекрасен. А уж чизкейк – просто выше всяких похвал. Денег – довольно больших для российской пенсионерки – было совсем не жалко, потому что получила удовольствие.
Надя вышла из кафе и решила, что просто пройдется по улице – магазины, судя по всему, на сегодня отменялись. Погода была безветренной, и сквозь совсем не хмурые тучи слегка пробивалось неяркое солнце. В сумочке затрещал мобильный, на дисплее высветилось – Лиза.
Надя включила трубку и услышала дикий Лизин крик. Лиза кричала, захлебываясь слезами. Разобрать ничего было невозможно.
– Погоди! – пыталась перекричать подругу Надя. – Ну, постой бога ради! По порядку и сначала.
Выяснилось, что «эта сука» Маргаритка нашла мужика и Геночку бросила. Вернее – предложила освободить помещение и остаться у нее в шоферах, чтобы окончательно не спился и с голоду не подох – ее слова, этой гадины. И Лизу, разумеется, за дверь – собрать манатки в три дня. А лучше – быстрее.
– И катиться в свою халупу, представляешь? – захлебывалась в словах Лиза. – Меня, с моей астмой – и в Москву! А Генку в водилы! Нет, ну ты представь! Какая тварь!
– К тебе приехать? – спросила Надя. – Ну помочь там вещи собрать?
– Сдурела? – возмутилась Лиза. – Тебя и на порог не пустят. Ты еще не знаешь, какая это сволочь!
Надя пыталась подругу успокоить, но все тщетно. Лиза была оскорблена до глубины души.
Гулять почему-то сразу расхотелось, к тому же зарядил мелкий и частый дождь, и она быстрым шагом направилась к дому.
Очень хотелось завалиться на диван и поспать, но… Не до грибов, как говорится. Надо что-то делать с несчастной Лизаветой. Та трубку не брала, и Надя позвонила Маре.
Мара восприняла печальную новость спокойно и усмехнулась:
– Ну и молодец Маргаритка. Уважаю. Хватит нахлебников на своей шее держать. И Гендос этот сволочь еще та – пьяница и бабник. И Лиза наша штучка – тебе ли это не знать. Никогда доброго слова о невестке не сказала, ни разу на спасибо не разорилась. Ну и пусть катится в свои выселки. Ничего, проживет. Тоже мне – тяжелобольная. Ты же знаешь – астма ее из разряда сказочных историй. Будет в парк ходить, не развалится. А Генке наука – надо ценить то, что на голову свалилось. Мне лично эту парочку захребетников совершенно не жалко. Уж извини.
Конечно, Мара, как всегда, была права. Но Лизу все равно было жалко. Из князей в грязи – вот как это называется. А Маргаритку осуждать и вправду нечего. И с Генкой она поступла вполне благородно, кстати.
Надя позвонила и Тонечке. Та не Мара, разохалась, даже всплакнула и сразу же предложила помощь – прибраться у Лизы и приготовить обед. Да! И еще притащить продукты, непременно! Лиза от всего этого отвыкла, бедная!
– Привыкнет, – пообещала Надя и договорилась с Тонечкой о встрече – ключи от Лизиной квартиры у нее были, на всякий случай.
Квартира была, разумеется, в ужасающем состоянии – внучка погуляла за пару лет, не стесняясь. Вздохнули и принялись за дело. Храбрая Тонечка, надев платок и куртку, даже взялась за окна.
Через два часа раздался звонок в дверь. На пороге стояла Мара.
– Знала, где вас искать, бедолаг! – усмехнулась она и добавила: – Я за провизией. Чтобы бедная Лиза не окочурилась с голоду. А уж с уборкой – увольте! Эта песня не про меня.
Закончили почти к ночи. Умаялись так, что не было сил встать со стульев.
И все же согрели чайник и порезали хлеба и сыра. Разговаривать не хотелось. Чай пили молча, каждая в своих невеселых думах.
– Вот как оно бывает, – нарушила молчание Тонечка. – Раз – и вся жизнь перевернулась! И кто ожидал? Лиза из нас была самая удачливая.
– Эгоистка была наша Лизон всю жизнь. Ты, Тонечка, этого не заметила? Ну да, с твоей-то добротой… Неблагодарная эгоистка. Или кланяйся, или живи как можешь, если такая гордая. А у нее всю жизнь все обязаны были. Разве не так? И потом, что ее жалеть? Не на улицу же выгнали, не в дом престарелых. Так? Вот пусть и понюхает жизнь российского пенсионера.
– Ладно тебе! – покачала головой Надя. – Все равно жалко. Выбросили, как старую тряпку, – в двадцать четыре часа. Обидно.
– А тебе не обидно? – всколыхнулась Мара. – Что тебя твоя дочка ни разу в гости не позвала? А Тонечке? Всю жизнь на голову гадил, а под старость горшки за ним выносить! А мне? Хорошо ли одной?
– Это твой выбор, – тихо сказала Тонечка. И добавила: – А я, знаешь, счастлива. Что с Ваней у нас так. Все уже прожито, а на старости лет…
– Идиллия! – кивнула Мара. – Только цену ты за эту идиллию заплатила неподъемную! Или не так?
– Все платят – кто за что. И моя цена не выше, чем у других, – тихо ответила Тонечка.
Надя в диалог не вступала. Думала про свою «цену» и про свою «идиллию».
Все снова замолчали и засобирались по домам.
Уселись в одно такси – все равно получалось дешевле.
У Нади было странное свойство – когда она очень сильно уставала физически, то ночью спала отвратительно. Так и в эту ночь. Не спалось, не читалось, хотелось закрыть глаза и провалиться, хотя бы во сне отдохнуть от своих мыслей и дум. Под утро, окончательно вымотанная бессонницей, она зажгла торшер и взяла в руки следующее письмо.