Вероломное племя
Шрифт:
Когда спичка начала обжигать пальцы, Гимли зашипел, а его шипение подхватил резкий раскат грома, словно молния ударила в соседнее здание. В эту секунду дом точно ожил: заскрипел, стены затряслись, и россыпь шагов донеслась со стороны лестницы, ведущей на второй этаж. В мерцании грозы Гимли разглядел невысокую тень, скользящую наверх.
– Кто ты? – закричал Гимли, устремившись за фигурой. – Я тебя не трону!
Идя по узкому мостику между стеной с дверьми комнат и пустотой – пролетом на первый этаж, Гимли не спускал глаз с личности, которая уже бежала по ту сторону гостиницы. Он поспешил, завидев, что человек спустил с чердака лестницу и пополз наверх.
– Эй, остановись! – просил Гимли. – Не убегай!
Как только он приблизился к той лестнице, она начала подниматься. Некто тянул ее на себя, но Гимли успел зацепиться пальцами. Скинув лестницу обратно, Гимли начал подниматься по хлипким, прогибающимся под его весом ступенькам.
– Остановись! – крикнул он, и в тот же миг на его голову свалился кувшин. Осколки разлетелись в стороны. Гимли едва не сорвался. Обозлившись, он ускорил ход, но в голову снова что-то прилетело. Жестяная тарелка. Тогда Гимли достал кинжал и прокричал:
– Прекрати!
Вскарабкавшись на чердак, на котором едва ли помещался, он в полусогнутом положении высматривал силуэт, бежавший от него. Гимли отмахнулся от вновь летевшей в лицо посудины и поторопился за тенью, вылезшей в чердачное окно на улицу. Он выбрался на покатую крышу и увидел невысокого мужчину. Тот пятился, держа в руках кочергу.
– Ударю! – лютовал беглец.
– Не спеши, – выставив ладони, сказал Гимли. – Я тебе не причиню вреда!
– Мне все хотят причинить вред! – нервно произнес мужчина.
– Но не я, – сказал Гимли. – Кто ты?
– Неважно!
Гимли осторожно подступился к нему. Посмотрев с крыши вниз, глубоко вдохнул, а после вернул внимание на незнакомца.
– Так почему ты меня избегаешь?
– Меня хотят убить! – голос мужчины звучал отреченно.
– Кто хочет убить?
– Все!
– Я не хочу.
– Откуда мне знать?
– Я индеец и говорю тебе за свой народ!
– Не похож ты на индейца, – приободрившись сказал тот.
– То есть я не индеец? – голос Гимли почерствел.
– Какой из тебя индеец? – раскрепостился мужчина. – Перо за ухом носить может каждый. Индейцы себя так не ведут. Будь ты одним из них, я бы уже мертвым валялся!
– Значит, я не индеец? – смотря исподлобья, повторил Гимли.
– Индеец-индеец! Вижу, что злишься, а значит индеец.
– Ты не веришь, что я могу тебя убить?
– Можешь, – хихикнул коротышка. – Только те, кто действительно хочет убить меня, уже сделали бы это!
Гимли тяжелой поступью приблизился к незнакомцу и, глядя яростными глазами на него, спросил:
– Кто ты?
– Я могу и ударить! – вильнул кочергой.
Гимли вырвал ее из руки и снова спросил:
– Кто ты? – в унисон прогремел гром.
– Лучше не знать, – увел взгляд.
– Черт с тобой! – выдавил Гимли и отбросил кочергу. Отпустив его, он решился вернуться в дом, но коротышка набросился на него со спины.
– Что ты творишь?
Они скатились по крыше, упали вдвоем на крыльцо, с которого рухнули на землю. Гимли взревел от боли. Мужчина намеревался сбежать, но внезапный выстрел оборвал затею. Перед ним стояла Сентябрьский Ветер, а в ее руках находилось ружье, от дула которого поднималась струйка дыма.
– Вы вместе? – подняв руки, спросил он.
Женщина под прицелом оружия привела его в конюшню, где привязала к столбу рядом с лошадьми. После этого она помогла Гимли. Он считал, что сломал ребра, но это оказался обычный ушиб от падения с высоты.
– Кто ты? – спросила Сентябрьский Ветер.
– Меня все хотят убить.
– Ответь на вопрос! – направила на него дуло ружья.
– Лео Никс, – задумался он, а после добавил: – Так меня зовут.
– Почему тебя хотят убить, Лео Никс? – спросила Сентябрьский Ветер.
– Идиоты! Освободи мне руки. Боже, как же болят!
– Чуть не убил моего мужа и просит руки освободить. Хм… странный.
– Он жив?
– Ты жив? – спросила Сентябрьский Ветер.
– Жив, – усталым голосом отозвался Гимли. – Передай этому засранцу, что он будет шишки жрать!
– Он жив и говорит…
– Я услышал, – перебил Лео Никс. – Не нужно продолжать.
Дождь прекратился. Сентябрьский Ветер накрыла Гимли всей одеждой, что была взята в поездку. Лео Никс просил накрыть и его, но просьба не была услышана. Сентябрьский Ветер прижалась к Гимли и уснула.
10
Кина перешагнул через беспокоящую его фантомную боль. Кровь текла по кисти, безумная пульсация в том месте, где должен быть безымянный палец. Чувство, что он есть и им можно пошевелить, но увидеть его и пощупать невозможно. Кина перестал замечать ливень, но всякий раз вздрагивал от грома и озарявших небо вспышек. Он преодолел рвение поскакать за Серой Пяткой. Вместо этого вскочил на Луну и устремился в обратном направлении, в лес, откуда рьяно сбегал. Кину одолевали мысли о Лесном Пересмешнике: «Он не предатель! Будь таковым, он бы убил нас обоих. Не может искусный стрелок просто так промахнуться. Я выясню, что стряслось. Может Серая Пятка предатель? Тогда зачем ему прогонять меня? Тоже бы разделался со мной в два счета. Странно все это!»
Кина гнал к лесу, скрывшемуся за ливневой стеной. В сумраке не разглядеть, что впереди. Лишь по шуму дождя можно было понять, что под копытами Луны бесконечные лужи. Местами конь замедлялся, будто проваливался, утопал в жиже из песка и воды. Кина торопил его, хлестал, пытался выплеснуть свою боль наружу. Но была ли эта боль физическая? Скорее душевная, та, от которой сложнее всего избавиться. Никакие крики и хлесткие удары не сделают легче, а лишь усилят тяжесть в груди. Кина срывал глотку, задыхался в собственных муках, он не знал, что будет делать дальше, даже если найдет ответ на вопрос. Он боялся возвращаться в племя, из которого его прогнал не вождь или вожак, а обычный охотник. Это было куда обиднее, – не понимать, что происходит, что будет с людьми, растившими его, любящими и верящими в него. Кина страдал и забывал о боли, раскрывая душу для мук.