Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– На его месте ты был бы выше ростом и намного обаятельнее.
Шевалье пропустил его слова мимо ушей и как ни в чем не бывало сказал:
– Я собираюсь прогуляться. Составишь мне компанию?
– По-моему, ты терпеть не можешь прогулки и готов неделями не вылезать из дворца.
– Это не значит, что у меня не возникает желания размяться. И сегодня – один из таких редких дней. – Шевалье стащил Филиппа с дивана. – Пусть я время от времени тебе досаждаю. Я знаю все свои недостатки: тщеславен, ленив, излишне фриволен. Но прогулка быстрым шагом по садам, да еще перед обедом, – прекрасная
Шевалье изо всех сил попытался придать лицу беззаботно-веселое выражение. Изящным движением он подхватил с кресла свой плащ. Филипп нехотя поставил бокал и пошел следом.
Траву покрывал тонкий слой инея, который быстро таял на ярком солнце. Шевалье заговорил о том, как ему нравятся цветы поздней осени, их особенная красота. Потом заговорил о новых дорожках и опять вернулся к прогулкам.
– Смотри, сколько новых прекрасных дорожек появилось. Просто грех не пройтись. Нам с тобой нужно почаще вылезать из дворца. А мы цепляемся за пустячные причины, только бы не высовывать носа на улицу.
Шевалье чувствовал, как у него дрожит голос. Он бы дорого дал, чтобы Филипп этого не заметил. Но увы!
– Да что с тобой сегодня? – спросил Филипп, останавливаясь и поворачиваясь к Шевалье. – Ты чем-то не то расстроен, не то напуган.
Шевалье не успел ответить.
– Ваше высочество, нам нужна ваша помощь, – послышалось сзади.
Филипп обернулся. Шевалье как ветром сдуло.
– Я тебя узнал, – сказал Филипп. – Кто ты будешь?
– Сержант армии его величества.
– Это ведь ты пытался спасти беднягу, который все-таки повесился? И ты – один из тех, кто отказывается работать?
Сержант кивнул.
– А чего ты хочешь от меня?
– Мы сейчас хоть и не на поле битвы, но продолжаем верно служить его величеству и требуем достойного отношения к себе. Чтобы нас уважали, а не считали рабочим скотом. Чтобы врачевали наши раны. Хотим иметь нормальную крышу над головой, а не подвал без окон. И чтобы нам платили настоящие деньги, а не гроши. Солдаты короля достойны лучшей участи.
– И почему я должен поддержать ваши требования?
– Потому, что в случае чего… если обстоятельства поменяются, мы вас поддержим.
– О каких это переменах ты говоришь? – недовольно спросил Филипп.
– Что, если ваш брат перестанет быть королем?
Филипп пристально посмотрел на дерзкого сержанта:
– За такие речи я вполне мог бы отправить тебя на виселицу.
– Знаю, ваше высочество. Но вы этого не сделаете. Сказать почему? – Сержант поднял голову к тусклому голубому небу. – Солнце заходит.
Через мгновение сержант скрылся за деревьями.
Вернулся Шевалье. Теперь его лицо выражало детскую невинность. Он просто не хотел мешать разговору, потому и отошел.
– Что было нужно этому малому?
– Ты ведь знал, что он окажется здесь? – стискивая зубы, спросил Филипп. – И всю прогулку затеял с одной-единственной целью: привести меня на это место. В какую игру ты играешь?
– Я делаю то, что тебе не слишком удается.
– Это что же?
– Пекусь о твоем благе.
В соответствии с придворным этикетом двери обеденного зала открывались только с появлением короля. Придворным, пришедшим раньше, оставалось
– Мадам де Клермон, – тихо сказал он, – в свое время вы говорили, что вам должны привезти из поместья ваши дворянские грамоты. С тех пор прошло много времени. Его вполне хватило бы, чтобы не один раз проделать путь пешком.
Беатриса заставила себя улыбнуться.
– А я как раз собиралась вам сказать, что они не сегодня завтра будут здесь.
– Рад слышать. И тем не менее должен вас предупредить: его величество объявил, что все, кто не сможет документально подтвердить свое дворянское происхождение, должны будут в течение месяца покинуть Версаль. Мне меньше всего хотелось бы, чтобы подобное случилось с вами и Софи.
– Господин Кольбер, я искренне тронута вашей заботой.
В общем гуле голосов ясно различался громкий, сердитый голос Лувуа. Он разговаривал с двумя престарелыми аристократами.
– Если бы мы наконец уехали отсюда и вернулись в Париж, не понадобились бы никакие строители. А так они – самая отвратительная головная боль, какая только бывает. Более того, совершенно бессмысленная и ненужная.
Забыв о Беатрисе, Кольбер поспешил к Лувуа и за руку оттащил его от собеседников.
– Следите за своим языком, когда находитесь в людных местах, – сказал главный контролер финансов. – Мы прекрасно знаем, как вы относитесь к замыслам его величества.
– Да неужели? – огрызнулся Лувуа.
– Порою приходится затыкать уши, чтобы не слышать вашей нескончаемой критики. Если вам не нравятся замыслы короля, было бы честнее сказать об этом ему, а не будоражить умы придворных. Вы дискредитируете королевскую власть, и я собираюсь говорить об этом с его величеством.
– Делайте, что вам угодно! – сказал Лувуа, вырывая свою руку.
– Его величество король! – послышался голос распорядителя трапез.
Обед в Версале всегда был своеобразным спектаклем. Однако сегодня этот спектакль был рассчитан главным образом на новоприбывших гостей. Людовик задался целью произвести на них неизгладимое впечатление и все продумал заранее. Были отобраны самые красивые и расторопные слуги. Придворным было велено почаще улыбаться и говорить любезности. Были выбраны самые изысканные блюда и редкие вина. Королевский стол стоял на возвышении. За ним, помимо Людовика, сидели Мария Терезия, мадам де Монтеспан, Генриетта, Филипп Орлеанский и Шевалье. Говорили о дворце, о чудесах здешней кухни и об особом очаровании вечера по сравнению с другим временем дня.
– Оказывается, в Версаль приехал твой друг Паскаль де Сен-Мартен, – сказал Людовик, поворачиваясь к брату. – Он внял твоим приглашениям?
Филипп взял с тарелки кусочек рокфора, понюхал, облизал.
– Это был его собственный выбор. И теперь выясняется, что ему негде спать.
– Мы непременно найдем ему место.
Сыр вернулся на тарелку.
– Твои строители недовольны. Позволь мне поговорить с ними, – предложил Филипп.
– Я не настроен беседовать за обедом о политике. И меньше всего – с тобой.