Вершина мира
Шрифт:
Влад резко повернулся на голос, неуклюже задев шнур утюга, свалил его себе на ногу. Удар был чувствителен, и мужчине стоило больших усилий не взвыть. Еще повезло, что утюг не очень горячий. Девица была так взволнована и напугана, что ничего не заметила.
– Что я делаю?
– ворчливо отозвался Влад, за шнур притянул к себе утюг и водрузил на стол.
– Костюм я свой глажу, что не видно?
– Но, Ваша светлость, вам же нельзя, - проинформировала его девушка.
– То есть как это - нельзя?
– от непонимания Влад начал раздражаться.
– Нет, ну, можно... наверное...
– Так, давайте разберемся спокойно, - предложил Влад, - почему мне нельзя гладить свои вещи?
– Потому что это моя работа, я горничная и помощник камердинера Вашей светлости, и если кто-нибудь узнает, что вы сами... я вылечу с этой работы...
Вот тебе и раз, Влад в недоумении поскреб затылок, повозил пару раз утюгом и едва не вызвал вселенскую катастрофу! Чуть не лишил девчонку работы. Это куда же его угораздило попасть? Что это за мир такой - аристократически титулованный?
– Я обещаю, об этом никто не узнает, если вы сами не станете говорить о произошедшем на каждом углу, - торжественно проговорил Влад, надеясь, что это успокоит девушку.
– Спасибо, милорд, - тихо и с явным облегчением проговорила она.
Кстати, она очень даже ничего, Влад только сейчас присмотрелся к своей собеседнице. Пушистые ореховые волосы, старательно затолкнутые под небольшой беленький колпачок, и совершенно не желающие понимать этого выбивались настырными прядями. Огромные темно-карие глаза, напоминающие спелые вишни смотрели на него со смесью страха, смущения и удивления, словно не могли понять, отчего это их хозяйка разговаривает с ним?
– Вам обед подать сейчас или позже?
– А вы не знаете, Ольга, ну... моя сестра, она скоро освободиться?
– Я не знаю, но если ваша светлость желает, я уточню.
Девушка подошла к экрану, висевшему на стене, пощелкала кнопками, и в каюте появился кусочек рубки управления. Девушка поинтересовалась у Ольги скоро ли она освободиться, та ответила, что не ранее чем через час, на этом разговор был окончен. Влад чувствовал себя во время беседы чем-то вроде безмолвного статиста, или еще лучше - болвана, заполняющего собой лишнее пространство. Ну, неужели он сам не мог связаться с рубкой? Зачем было устраивать этот балаган, как будто его совершенно нет в комнате? Или ему просто нельзя заниматься такими делами самому, так же, как нельзя гладить свои вещи? Глупость совершеннейшая!
Горничная тем временем пересказала Владу разговор с Ольгой, который он и так слышал, и еще раз осведомилась насчет обеда. Влад дал свое согласие на обед, молча пожалев, что есть придется в одиночестве. Эта девушка уж точно не согласиться, ее вид говорит сам за себя, так что и предлагать не следует. Горничная почтительно поклонилась, собрала утюг и уже была на пороге, когда Влад запоздало осведомился, как ее зовут.
– Вообще-то Вашей светлости это знать не обязательно, но если милорд желает - Наом, - она еще раз склонила голову и бесшумно выскользнула из каюты.
Влад, тихо шипя и припадая на ушибленную ногу, наконец, добрался до дивана, о чем мечтал все время, пока Наом находилась в комнате, не желая это делать при ней. Она и так перепугалась, от перспективы оказаться
Влад стянул обувь и носок, обследовал ногу. Ничего страшного, даже синяка не будет. Он вернул носок и ботинок на прежнее место и только успел зашнуроваться, как в дверь тихонько постучали, и вслед за этим призраком проскользнула Наом с подносом в руках.
Поднос был тяжел и оттягивал девушке руки, Влад поднялся, готовый принять ее ношу, но Наом отшатнулась от него, как от заразного, чудом удержав на подносе блюда, чем Влада обидела. Он решил не показывать своих чувств, пока не выяснил до конца своих прав и обязанностей. Кто их знает, может герцогу помогшему прислуге донести до стола тяжелый поднос, полагается, как минимум общественное порицание и, как максимум казнь через повешение. Или, может это полагается прислуге? Беда для аристократов, может и не особо большая, но Владу лишний грех на душу брать не хотелось.
Закончив расставлять тарелки, Наом снова низко поклонилась и вышла. Владу за последнее время осточертело есть в одиночестве, хотя гораздо раньше, когда щеголял ошейником на шее о такой роскоши и мечтать не приходилось, вечно кто-нибудь в миску норовил залезть и сожрать причитающуюся порцию. Влад отбивался, когда рыком, когда кулаками, заставляя окружающих оставить себя в покое, и мечтал о тихом уголке, где сможет спокойно выхлебать через щербатый край глиняной миски свою жидкую похлебку. И вот он. Благословенный тихий уголок, и стол, и одиночество, а на столе в деликатно прикрытых блестящими круглыми крышками тарелках еда, и не похлебка в щербатой миске, а что-то без сомнения очень благородное и вкусное. И тут выясняется, что одному это вовсе ни к чему. Что одному есть из красивых приборов скучно. Раньше была Аня. Теперь нет никого. От воспоминаний о бывшей хозяйке его передернуло и он, злясь на себя за глупые мысли тряхнул головой, стараясь вытрясти их наружу, чтобы не мешали жить.
Влад выключил лишний свет, оставив неяркую лампу в виде обнаженной девушки держащей огромный матовый шар. Кому пришло в голову тащить на шлюп этот лишний вес? И уселся перед накрытым столом. Так, что тут у нас? Поджаренные до румяной корочки кусочки мяса, а это, судя по всему какие-то толи тушеные, толи вареные овощи, еще мелко наструганный салат почему-то голубоватого цвета, ветчина, порезанная светящимися розовыми ломтиками, желтый сыр и бутылка вина. Влад положил всего себе на тарелку, налил вино в высокий бокал, вино оказалось темно-рубинового цвета и источало легкий аромат.
– Ну, что - за вас Ваша светлость, милорд, герцог, - провозгласил он тост в честь себя и вылил в рот добрую половину бокала.
Вино, приятное на вкус, растеклось по жилам теплой рекой, заставив зажмуриться от удовольствия...
Глава 11.
То, что я увидела по прибытии, не смогла отразить ни одна сводка, настолько все было ужасным. Огромный, выросший за несколько лет в мегаполис, город и около десятка городков поменьше, разместившиеся вокруг были в одну минуту сметены безразличной стихией, расшвырявшей людей и дома, словно бумажные фигурки оригами.