Весь Дэвид Болдаччи в одном томе
Шрифт:
— Уолтер Салливан — твой клиент.
— Лютер Уитни — мой друг, и я знаю его гораздо дольше, чем Уолтера Салливана.
— Джек, человек, которого ты собираешься защищать, — это обыкновенный преступник. Всю свою жизнь он провел в тюрьме.
— На самом деле он не был в тюрьме больше двадцати лет.
— Он — преступник-рецидивист.
— Но его никогда не осуждали за убийство, — напомнил Джек.
— Джек, в этом городе адвокатов больше, чем преступников. Почему этим делом не займется кто-нибудь другой?
Грэм посмотрел на бутылку.
—
— Ответь на мой вопрос.
Встав с дивана, Джек швырнул бутылку в стену.
— Потому что он сам меня попросил, черт возьми!
Дженнифер посмотрела на него, и испуг, мелькнувший у нее на лице, прошел, как только осколки упали на пол. Взяв шубу, она надела ее.
— Ты совершаешь огромную ошибку, и я надеюсь, что ты опомнишься до того, как совершишь непоправимое. Когда мой отец прочитал это, его едва не хватил удар.
Положив руку Дженнифер на плечо, Грэм развернул ее лицом к себе и тихо произнес:
— Дженн, я должен это сделать. И я надеялся, что ты мне в этом поможешь.
— Предлагаю тебе завязать с пивом и задуматься над тем, как ты собираешься жить дальше.
Когда за Дженнифер закрылась дверь, Джек, привалившись к ней, стал тереть голову руками с такой силой, что ему показалось, что под нажимом пальцев начинает слезать кожа.
Он увидел в крохотное грязное окно, как блатные номера скрылись в пелене снега, и, сев на диван, снова просмотрел газетные заголовки.
Лютер хотел заключить сделку со следствием, но никакой сделки не будет. Декорации расставлены. Все хотят увидеть судебный процесс. В телевизионных выпусках новостей привели подробный анализ дела; фотографию Лютера увидели несколько сот миллионов человек. Провели несколько опросов общественного мнения насчет того, виновен или невиновен Лютер, и все они показали, что ему не на что рассчитывать. Горелик жадно облизывается, мысленно представляя себе это дело катапультой, которая через несколько лет закинет его в кресло генерального прокурора штата. А в Вирджинии генеральные прокуроры частенько вступают в борьбу за дворец губернатора и, как правило, одерживают в ней победу.
Невысокий, лысеющий, зычный Горелик действовал стремительно и неотразимо, словно гремучая змея. Грязные методы, сомнительная этика, готов при первой возможности вонзить нож в спину. Вот каким был Джордж Горелик. Джек сознавал, что ему предстоит долгая, упорная борьба.
А Лютер ничего не говорит. Он боится. И какое отношение к его страхам имеет Кейт? Полная нестыковка… Завтра Джек пойдет в суд и заявит о том, что Лютер невиновен, хотя ничем не сможет это доказать. Но доказательства — это забота обвинения. Вся беда в том, что их, похоже, было даже чересчур, Джек может клевать и щипать, но клиент его — трижды судимый рецидивист, хотя в полицейских сводках и значится, что последние двадцать лет Лютер оставался чист. Никому не будет до этого никакого дела. С какой стати? Этот человек станет идеальным завершением трагической истории. Классическим примером правила трех ударов. Три тяжких
Отшвырнув газету в сторону, Джек подобрал осколки и вытер пролившееся пиво. Потерев затылок, пощупал обмякшие от безделья мышцы, зашел в спальню и переоделся в спортивный костюм.
Спортивный центр Молодежной христианской организации находился всего в десяти минутах езды на машине. Поразительно, но Джек нашел свободное место на парковке прямо перед входом и зашел внутрь. Черному седану, приехавшему следом за ним, не повезло. Водитель несколько раз объехал вокруг здания, затем вынужден был поставить машину на противоположной стороне улицы. Вытерев правое стекло, он какое-то время смотрел на вход в центр, затем, приняв решение, вышел из машины и взбежал по ступеням. Оглядевшись по сторонам, посмотрел на сверкающий «Лексус» и вошел в здание.
После трех баскетбольных партий с Джека пот катил градом. Он сел на скамейку, глядя на подростков, продолжавших как ни в чем не бывало бегать по площадке с неутомимой энергией молодости. Один долговязый чернокожий паренек в свободных трусах, майке и не по размеру огромных кроссовках швырнул Джеку мяч. Застонав, тот вернул его на поле.
— Эй, мужик, ты что, устал?
— Нет, просто постарел.
Встав, Джек растер ноющие бедра и направился к выходу.
Когда он выходил из здания, ему на плечо легла чья-то рука.
Сидя за рулем, Джек искоса взглянул на своего нового пассажира.
Сет Фрэнк обвел взглядом салон «Лексуса».
— Я слышал много хорошего об этих машинах. Если не секрет, во что она вам обошлась?
— Четыреста девяносто пять, со всеми прибамбасами.
— Вот это да! Да я за целый год даже близко не зарабатываю такой суммы!
— И я не зарабатывал — до самого недавнего времени.
— Я слышал, что государственные защитники не могут похвастаться большими заработками.
— Это вы правильно слышали.
Они умолкли. Фрэнк прекрасно понимал, что нарушает все писаные и неписаные правила, и Джек также это понимал.
Наконец он посмотрел на следователя.
— Послушайте, лейтенант, я так понимаю, вы здесь не только для того, чтобы проверить, как я разбираюсь в машинах. Что вам от меня нужно?
— У Горелика против вашего клиента стопроцентное дело.
— Возможно. А может быть, и нет. Я не собираюсь выбрасывать полотенце на ринг, если вы надеетесь на это.
— Вы заявите о его невиновности?
— Нет, я отвезу его в исправительный центр Гринсвилла и сам вколю ему эту дрянь. Следующий вопрос.
— Хорошо, поделом мне, — улыбнулся Фрэнк. — Я считаю, нам с вами нужно поговорить. Кое-что в этом деле не сходится. Не знаю, поможет это или повредит вашему клиенту. Хотите послушать?
— Ладно, но не надейтесь, что обмен информацией будет двусторонним.
— Я знаю одно местечко, где мясной рулет режется как масло, и кофе там вполне терпимый.