Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Катька тоже заметила, что намерена отдать брату фирменную ручку. Она замерла — и глаза ее с бешеной скоростью носились между ручками, стараясь решить задачу: какая ее?
— Ты что, шутишь, да? — спросила Катька, наконец, поняв, что во всем виноват Доник.
— Честное слово, — сказал Доник, который сам безмерно удивился. — Я думал, у меня твоя. Что ты мне оставила.
— Да ты что! Я же ее на колготки выменяла.
— А эту?
— И эту.
— А не слишком много?
— Тебе рано знать! — сказала Катька, которая наконец-то решила для себя трудную проблему. Обе ручки перекочевали к ней в сумку, за ними — лист, вырванный из тетрадки. Никакого письма, значит, Борис не дождется, и обе ручки тоже останутся у Катьки. И уже сейчас, если ее спросить, она искренне скажет, что получила за колготки две ручки.
Две ручки — и дело с концом. И она уже сама в это верит.
Доник и тут спорить с Катькой не стал по причине полной безнадежности. Он полез к себе в сумку, отыскал там тридцатикопеечную, старую, почти без пасты, ручку, а чем она хуже?
Катька схватила сумку и пошла в другую комнату к телевизору — не хотела оставлять ручку в распоряжении брата — наверное, уже планировала, как одну из ручек снова променяет на колготки. Потом — ну совсем как ребенок прибежала снова, вытащила из-под кровати коробку с туфлями и открыла, чтобы насладиться.
— Пошла бы куда-нибудь, — сказал Доник. — В кино, а?
— Мешаю?
— Еще как!
Тут Катька издала клич индейца на тропе войны. Доник даже подскочил от неожиданности. Катька сидела на полу, и перед ней стояли две совершенно одинаковые коробки. Обе открыты, в обеих — синие туфли.
Катька растерянно пощупала один туфель, потом вытащила туфель из другой коробки, приложила к первому и стала очень похожа на обезьянку, которая старается составить две палки, чтобы достать банан.
Доник хотел пройтись по поводу ее раннего маразма, но тут она обратила к нему убийственный взгляд и спросила голосом директора школы:
— Это что за штучки?
— Ты что? — удивился Доник. — Какие штучки? Сама засунула, а на меня говоришь.
— Ты зачем надо мной издеваешься? — Катька готова была заплакать. — Ты зачем мне настроение портишь? Сначала с ручкой, а теперь с туфлями?
— Чесслово, я думал, что ты две пары купила, — честно сказал Доник.
— Но если тебе не нужно, ты отдай обратно.
— Кому отдай?
— У кого взяла.
— Но я же одну пару взяла!
— Одну пару себе оставь, — сказал Доник, — и будет хорошо.
Катька не поняла этой логики и гневно заявила:
— Сейчас же убери одни туфли. Я не хочу из-за тебя в криминал попадать.
Доник хотел было засмеяться, но в этот момент взгляд его упал на пол, и он увидел, что там стоит только одна, и притом пустая, коробка из-под туфель. Это было как в сказке.
— Какой криминал? Какие туфли? — спросил Доник, улыбаясь, хотя он сильно испугался. Но когда люди сильно пугаются, они часто начинают улыбаться. Человека засасывает в болото, он ручками машет и улыбается: извините, нечаянно!
Тут Катька тоже поглядела себе под ноги и сразу успокоилась. Ей так хотелось думать, что у нее двоилось в глазах, а теперь обошлось, что она сразу поверила в то, что второй коробки и не было.
— Я тебе когда-нибудь голову оторву, — сказала она Донику.
— За что? — Доник подошел к тому месту, где только что стояла вторая коробка. Ему показалось, что он увидел какое-то легкое движение — нечто быстрое и маленькое скользнуло под диван.
— Не трогай! — Предупредила Катька. — Я тебе этого никогда не прощу.
Доник выпрямился.
— Покажи туфли, — сказал он.
Он в волшебство не верил, а верил своим глазам.
Катька туфель ему не дала, но показала издали.
— Обрати внимание, — сказал Доник, — обе правые.
— Что? — Катька перепугалась. — Что ты говоришь! Ты не представляешь, сколько они стоят!
— Да не в стоимости дело!
Катька сблизила туфли и сказала с облегчением:
— Ты шутишь, да?
И Доник увидел, что туфли в ее руках — парные. Только что были правые, а уже стали — один правый, другой — левый, как положено.
— Я ничего не понимаю, — сказал Доник.
— А я понимаю, — сказала Катька, — что тебе надо поменьше своими физическими опытами заниматься. И тебе спокойнее, и людям.
— Нет, — сказал Доник, — дело не в этом. Но в чем — я еще не знаю.
— Не знаешь, думай! — предложила Катька. Она поставила коробку на трюмо, чтобы не выпускать из поля зрения.
Значит, у Катьки возникло настроение провести ревизию ее ценностей.
Она открыла ящик под зеркалом, стала пересчитывать бутылочки и флакончики, нюхать, бормотать что-то. Иногда до Доника доносились ее слова:
«Совсем духов не осталось»… «А где помада? Я вас спрашиваю — где помада? Вот моя пома-адочка»…
Но больше Доник ее не слушал. Он быстро сделал завтрашний английский и открыл «Динамику» Моранди, перевод с итальянского, ему Виктор Аркадьевич на неделю дал. И сказал, что без этой книги на олимпиаде делать нечего. В этом была хитрость — оба переводчика Моранди были в жюри олимпиады. Другой бы не догадался, а хитроумный Виктор Аркадьевич всегда узнавал обстановку вокруг олимпиады и говорил, что порой это важнее, чем сами соревнования. Недаром из его школы человек восемнадцать были уже лауреатами.
Не глядя, Доник подвинул к себе листок бумаги, брошенный на столе Катькой, и принялся выписывать из Моранди — для себя, потому что знал, если выпишешь — лучше запоминается.
Откладывая ручку, он заметил, что по рассеянности снова взял Катькину ручку. Он отбросил ее как маленькую гадюку и тут вспомнил, что собирался засветло обследовать место высадки пришельцев.
Он поднялся, проходя мимо сидевшей перед зеркалам среди своих сокровищ Катьки, протянул ей ручку и сказал:
— Не разбрасывайся.