Весь Кир Булычев в одном томе

Булычев Кир

Олег задумчиво кивнул.

— Придется рассказать подробнее, — попросил он. — И уверяю, что я прошу об этом не из пустого любопытства. Весьма возможно, что я смогу вам помочь. Если буду знать больше.

— А что еще я могу рассказать?

Верке показалось, что за стеклом белеет рожа ребеночка.

— Смотрите! — крикнула она, метнулась к окну и распахнула его.

Никого.

— Ты чего испугалась? — не понял Олег.

— Там есть ребеночек, у той женщины, которая мне зонтик дала…

Олег подошел к открытому окну, высунул голову, повертел в разные стороны. Потом закрыл окно, запер на шпингалет и остался стоять у окна, спиной к нему, будто закрывал собой комнату от чужих глаз. Лучше бы закрыть окно занавеской, но занавески не было. Ее Верка еще на той неделе сняла, ей понадобилась чистая тряпка.

— Расскажи мне все с самого начала, — сказал Олег. — Прежде всего меня интересует судьба твоей мамы. Когда она пропала, где, при каких обстоятельствах…

— Милиция уже спрашивала.

— Я знаю. Но это было пять лет назад, и милицию интересовало не то, что интересует меня.

— Не хочу я о маме говорить!

— Надо, Вера. Я никогда не лезу в чужую жизнь. Но полагаю, что на всей Земле я — единственный человек, который может тебе помочь.

— Как же это, интересно? Вы ее оживите, что ли?

— А ты уверена, что твоя мать умерла?

— Она не могла просто так уехать и меня бросить. Не могла, понимаете?

— Я не говорю, что она тебя бросила. Расскажи.

— Что говорить, я же тогда маленькая была.

— Это случилось в августе?

— Да, в конце лета. Наверное, в августе.

— На даче?

— Здесь, на даче.

Верка подумала: «И что я ему так послушно рассказываю?» И сама же заспорила с собой: «А почему нельзя? Я хочу кому-нибудь рассказать, кто слушать будет».

— Она была одна?

— Вы же знаете! — Верка была уверена, что Олег Владиславович знает гораздо больше, чем хочет показать. — Конечно, мама была одна. Тогда она хотела бабу Эллу в Москву перевезти, а дачу на зиму закрыть…

— А хозяйства у бабушки не было?

— Козы не было, а остальное продать недолго.

Сосед кивнул, соглашаясь. Он очень внимательно и сочувственно слушал Верку, как умеют слушать старые женщины.

— Баба Элла в Москву переехала, а мама осталась на даче, собирала всякие нужные вещи, чтобы в воскресенье машину вызвать. В субботу она не вернулась, и мы все подумали, что она осталась ночевать… Не думайте, я уже большая была, семь с лишним лет, я все помню. Но никто не волновался.

— И что вы сделали?

— Днем отец поехал на дачу. Почему-то он все же заволновался. Приехал, дача не заперта, все на месте, а мамы нет. Представляете, ничего не взяли!

— Значит, вы подумали, что мама куда-то ушла?

— Сразу не подумали, хотя отец испугался, — сказала Верка. — Ведь все мамины вещи были на месте. В чем приехала. Как будто она легла спать, а во сне улетела.

— Или что-то случилось?

— Или ее украли. Пока спала.

— Окно было открыто?

— Нет, закрыто.

Верке показалось, что сосед смотрит на нее с недоверием.

— Да поймите же! — почти закричала она. — Это столько раз повторяли. И милиция, и мы сами, и даже родственники наши — все повторяли!

— Я понимаю, — спокойно сказал Олег Владиславович. — Я отлично понимаю. Продолжай, Верочка.

— Ну не нашли ее! — выкрикнула Верка. — Искали все, и милиция искала. Даже собаку привозили. Пусто!

— Какие-нибудь теории, версии у следствия были? — Сосед говорил с Веркой, как со взрослой.

— Что ее похитили — какие еще версии?!

— Кто, зачем?

— Они даже одного дагестанца поймали, он комнату снимал в Челюскинской, а его в субботу вечером в нашем поселке видели. Но ничего доказать не смогли. Избили его и выслали.

— Что на маме было?

— Футболка, — уверенно ответила Верка. — Мы с бабой Эллой все проверили. Большая такая футболка, черная, отцу кто-то подарил, мама любила в ней спать.

Верке очень не хотелось говорить о маме. После маминого исчезновения ее тогда лечили от шока, в детском отделении лежала, в больнице. Ей мама снилась, мама звала ее, по горло в воде или на костре — страшные картины. И еще казалось, что какие-то мужчины тащат маму по палым листьям, а она как будто неживая — только ноги подскакивают на бугорках…

— Хорошо. — Олег Владиславович словно почувствовал Веркино состояние. — Я больше не буду спрашивать. Но могли же быть шлепанцы, тапочки какие-нибудь, о которых все забыли. Ведь в каждом доме много старой обуви…

— Так следователь же говорил…

— Ясно, — сказал сосед. — И никто не звонил, не писал писем?

— В милиции говорят, звонили. Они же мамину фотографию на щиты клеили. Из паспорта, совсем непохожую. Но ничего полезного. Так следователь говорил.

— А теперь ты сны видишь?

— Никаких я снов не вижу!

— Ладно, — сказал Олег. — Тогда я пойду. Ты не боишься одна оставаться?

Он все время очки протирал. Наверное, стекла скоро сотрутся.

— Я уже две недели одна ночую.

— Времена меняются. На меня ведь тоже раньше не нападали.

— А почему напали?

— Я подозреваю, но не могу пока сказать вслух.

— Боитесь, что ли?

— Нет, я их не боюсь, — сказал Олег.

Сосед произнес эти слова спокойно. Он в самом деле никого не боялся. На нем было написано, что он никого не боится. Хоть и маленького роста, и толстенький, и близорукий. И даже ходит в шляпе, хотя кто в наше время ходит в шляпе?