Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Туннель расширился и превратился в зал старого водозаборника. Дальнюю стену зала пересекла трещина, и струи воды забили с такой силой, что пролетали через весь зал, разбивались о противоположную стену и стекали потоком вниз. Вода под ногами бурлила и закручивалась водоворотами. Гюнтер мрачно поглядел на трещины, бороздившие стены, и сказал:
— Боюсь не справиться.
Говоря так, он уже поднимал распылитель. Тележка качнулась, и Гюнтер ее с трудом удержал. Вода доставала до колен.
Гюнтер включил распылитель. Пена встречалась со струями воды и разлеталась клочьями, застывая на лету.
Наконец первые клочья пены приклеились к стене, превращались в светлые комья и вздувались, как пузыри, под напором струй.
Первый лифт застрял у верхних ярусов, и Станчо висел над ним на проводах, рискуя получить смертельный удар током, и пытался надежнее переключить его управление на свою, верхнюю станцию. В лифте плакали дети, и стражник, который управлял клетью, ругал снизу Станчо, которого считал одним из электриков. Макс Белый помогал автоматам растаскивать камни, оставшиеся после взрыва верхнего прохода, и мостить пологий выход. Круминьш дежурил у экранов, поддерживая связь с теми, кто был внизу, и проклинал судьбу, не дающую ему права броситься к темному провалу.
Вернулся один из людей, посланных Крони по лестнице.
— Лестницу можно расчистить, — сказал он. — Только не знаю, на сколько уровней.
Гюнтер упорно держал распылитель, и пена постепенно заваливала зал.
И вдруг распылитель пискнул и дернулся в руке Гюнтера. Пена кончилась.
— Все, — сказал Гюнтер.
Половина зала была набита застывшей пеной, и вода, вытекающая из-под нее, как будто потеряла часть своей злости. Пена плотнела и лишь вздрагивала, как будто кто-то с той стороны размеренно бил по ней тяжелым молотом.
— Маленькая передышка. Пластырь на тонущем фрегате, — сказал Гюнтер. — Надо взрывать туннель.
Гюнтер оставил тележку и побежал по туннелю. Через несколько десятков шагов, в том месте, где потолок туннеля навис, он вытащил заряды, потом начал методично приклеивать их по периметру туннеля, словно впереди у него была вечность.
Круминьш молчаливо молил его: скорей же! Но ничего не сказал вслух, потому что вмешиваться было нельзя. Он только подумал, какое счастье, что Макс Белый крошит вездеходом дорогу к госпиталю и ничего не слышит. Они же с Гюнтером проработали рядом двадцать лет.
И тут раздался грохот: пластырь, лопнув, разорвался на множество клочков.
Гюнтер бросился на землю и в то же мгновение привел все заряды в действие.
Он успел в полной темноте увидеть стену рычащей воды, несущую впереди себя клочья разорванного пластыря. И успел увидеть, как навстречу воде обрушивается потолок туннеля, смыкаются стены, камень и вода ударяются друг о друга с невероятной силой стихий.
И где-то в самом центре этого бешеного столкновения остался и он.
Звук прервался. Во всех динамиках. И нельзя было надеяться на чудо. Крони все смотрел на стену лифта и ждал, пока ручеек либо превратится в поток, либо исчезнет.
Но не случилось ни того, ни другого. Ручеек продолжал литься.
Круминьш думал: хорошо бы Макс еще некоторое время не возвращался. Он видел, что Наташа с Кирочкой вдруг исчезли под землей, будто увидели там что-то важное.
— Пошли первые люди, — сказал Круминьш Крони, а затем переключился на госпиталь и спросил Аниту: — У тебя готово к приему?
— Ты с ума сошел? — воскликнула Анита. — Погоди немного.
— Я не могу остановить людей и попросить их остаться под землей, потому что у тебя не все готово.
— Ты меня неправильно понял, — сказала Анита, — просто я растерялась. Как там дела у других?
— Все нормально, — ответил сухо Круминьш, потому что она спрашивала о Гюнтере, а он не мог сказать ей о нем.
Наташа стояла в широкой яме. Дождь мерно сыпался сверху, и Наташа подумала: хорошо, что нет солнца, оно не будет слепить людей, которые никогда его не видели. А скоро начнет темнеть. В глубине были видны человеческие лица.
Это было странное и жуткое зрелище.
Девушки стояли наверху наклонного хода, который уходил метров на десять вниз, к площадке, туда Станчо провел первую партию беженцев, высвободив их из застрявшей ниже клети. И люди эти — в основном женщины и дети — остановились, как только увидели над головой светлое пятно, и больше не смогли сделать ни шагу.
Они стояли, сбившись в кучку, и смотрели туда, где был незнакомый, холодный и слишком белый свет.
Эта сцена тянулась бесконечно долго. Может быть, минуту или больше. Никто не двигался. И люди снизу смотрели на две фигурки в обтягивающих гладких комбинезонах, которые силуэтами вырисовывались на фоне слишком светлого пятна.
Капли дождя иногда залетали вглубь, но никто из беженцев не вытирал их, и они казались людям подземного города каплями, падающими с высокого потолка мира наверху.
Тогда, чтобы нарушить эту тишину и оцепенение, Кирочка сбежала вниз, приблизилась к кучке людей и протянула руку к растрепанной и страшно грязной девчонке, истощенной до безумия, в громадных, прикрученных проволокой башмаках и в обрывках серой тряпки на бедрах.
Девчонка смотрела на нее внимательно и серьезно. И затем ее паучья ручка дернулась и начала медленное путешествие длиной в несколько сантиметров.
Рука Кирочки была теплой, и ладонь девочки уютно утонула в ней.
— Пошли, — сказала Кирочка и чуть потянула за руку.
Девочка оглянулась. Все остальные смотрели на нее, как будто от ее следующего шага зависела их жизнь.
Девочка пошла за Кирочкой. Остальные сначала сделали один шаг, как будто общий, — движение прошло по всей группе.
Они не смели обогнать Кирочку с девочкой. И боялись отстать от них. С каждым шагом становилось все светлее, люди стали оглядываться друг на друга и удивляться тому, что видят, потому что они никогда еще не видели своих соседей при свете дня.
Наташа стояла в растерянности и наконец, когда мимо прошла последняя женщина, таща за руку мальчишку и взвалив на спину грязный узел, рванулась к ней, чтобы помочь, но женщина огрызнулась и вцепилась в узел. Наташа не стала пугать ее. И тут же услышала снизу знакомый голос: