Весь мир на дембель
Шрифт:
В нормальной тюряге такая шняга не прокатила бы, спалили бы при первом шмоне. Однако, у меня хата специфическая, и отсутствие душа с прогулками компенсируется малым количеством обысков и неопытностью охранников.
Имея заточку можно строить планы на побег. С огромным удовольствием взял бы уважаемого Ивана Фёдоровича в заложники. Однако, не все так просто. Во-первых: здесь мало, кто смотрит голливудские фильмы и правильно реагировать на захват заложников не умеют. Возьмут и пальнут мне в голову, не долго думая. Здесь нравы простые.
Вторая проблема: прирезать невиновного человека – это надо смочь!
Ну, и третья сложность, подвид второй. Если бы я был случайным террористом, который проходил мимо и решил взять в заложники генерала КГБ, то может, что и выгорело. Однако, у товарищей, «которые нам совсем не товарищи», есть не только мое личное дело, но и наверняка полный психологический профиль сделан. Именно поэтому Иван Фёдорович не боится сидеть со мной в камере один на один, без охранника. Наверняка, яйцеголовые советники просчитали мои психологические реакции и уверили, что это безопасно. И ведь, не ошиблись, гады. Прирезать Федорыча рука у меня не поднимется, а без этой готовности блеф сразу раскусят.
Глава 6
Усыпили меня, как наивного котёнка, в точности, как в прошлый раз, подсыпав снотворное в еду. Впрочем, шансов избежать этой участи не было изначально – другой жратвы у меня все равно нет, а если голодать, то сил не останется к нужному моменту.
Очнулся от резкого запаха нашатыря, привязанным к койке в своей камере. Добрый дяденька в белом халате сунул мне иголку в вену, после чего два часа мучил вопросами. Интересное действие у этой химии: все окружающие люди сразу кажутся близкими и родными, так и хочется поделиться с ними самым сокровенным, но их почему-то интересуют дурацкие вопросы, то про Ельцина, то про американского президента.
Выпотрошили меня качественно, со знанием дела, рассказал даже то, что казалось забыл давно уже. Трудности у «доктора Менгле», как я его обозвал, возникли лишь с пониманием, что именно у меня спрашивать. Иван Фёдорович отсутствовал при допросе, а химика-эскулапа, видимо, не посвятили во все тонкости моей биографии, поэтому некоторые ответы его ставили в тупик, а нить беседы постоянно виляла из стороны в сторону и обрывалась.
В себя я приходил долго – больше суток, и даже после этого несколько дней чувствовал заторможенность в мозгах и мучился сильной головной болью. Нетрудно догадаться, что следующей экзекуции содержимое моей черепной коробочки не переживет. Да и сам по себе, факт перехода к медикаментозным средствам, откровенно намекает, что дело мое – труба.
Как говорится в Ветхом Завете: «мене, мене, текел, фарес, упарсин». Надпись эта появилась на стене дворца вавилонского царя Валтасара незадолго до его гибели. В переводе на русский примерно означает: исчислен, в смысле – взвешен, оценён, признан легким и бесполезным. Что-то вроде смертного приговора, не подлежащего обжалованию.
Так что, как только пришёл в себя и стал соображать относительно нормально, тут же занялся планом побега. Дальше откладывать спасение своей шкурки просто опасно. Надежда, что генерал
Никаких хитрых ходов – в моей ситуации поможет только жесткий силовой прорыв, но шансов на успех, если честно, очень мало. И самое грустное – нельзя ничего спланировать заранее, все, что находится за дверями тюрьмы для меня – загадка полная. Разведать не получилось, а теперь и времени на это нет.
Как говорят в такой ситуации: «Ввяжемся в бой, а там посмотрим!». Первая и пока единственная задача – вырубить тюремщика и выбраться из камеры. Наверняка, на выходе должен быть ещё один охранник, но будем надеяться на фактор неожиданности. Пока же мне ничего о нем не известно, поэтому и заморачиваться не стал.
Однако, даже первый уровень пройти будет не просто. Чем дольше я наблюдаю за моим надсмотрщиком, тем меньше он нравится. Не в плане внешности, хотя морда лица у него малоприятная – Валуев отдыхает, а в том смысле, что в честном поединке мне его не одолеть. И даже больше скажу, в боях без правил он меня тоже положит сразу. Чувствуется – настоящий волкодав, скорее всего из спецназа, хоть и не люблю это затасканное слово, давно потерявшее свой изначальный смысл. Когда-то этим термином обозначали обычного диверсанта, путь даже и способного убить часового голыми руками и заложить взрывчатку под мост. Позже так стали именовать всех подряд, кто имеет хоть какое-то отношение к рукопашному бою в армии и спецслужбах.
Судя по пластике движений, по умению контролировать обстановку и манере держаться – похоже из ликвидаторов или нечто подобное. С таким противником категорически нельзя сходиться в ближнем бою, даже с моим богатым опытом. Нет, это не трусость, хороший боец всегда чувствует когда противник выше классом. Это не значит, что обязательно проиграешь, хотя такой настрой очень мешает на ринге или на татами, но сражаться один на один с таким монстром – себе дороже. К сожалению, у меня нет другого выхода.
И козырей у меня всего два: спрятанная заточка и внезапность. Не густо, если честно.
Грубо говоря, есть только один шанс и только на один удар. И опять возникает дилемма морального выбора: твоя жизнь против чужой. Единственный удар заточкой, который гарантировано выводит противника из строя – в горло. Ранение в любые другие части тела не остановит такого профессионала. Но с огромной вероятностью такой удар окажется смертельным. Убивать советских граждан я не готов, по крайней мере, в мирное время и без уважительной причины, и поделать с этим ничего не могу.
Вторая проблема: как заманить охранника в камеру? Лучше всего это сделать ночью, когда снаружи будет меньше народу. В пижаме и домашних тапочках при дневном свете далеко и незаметно не убежать. Но вдруг у него приказ: ночью камеру не открывать ни при каких обстоятельствах? И сразу докладывать начальству? Тогда что? На побеге можно ставить крест, только насторожу охрану.
После промывания химикатами моя голова так и не начала работать в полную силу, поэтому идеи, которые в ней возникали, страдали излишней фантастичностью. В прошлый раз из заточения я выбрался используя электричество, точнее – его отсутствие.