Весь свет на Сильвию

Лебрен Мишель

Тут меня осенило. — Дорогой Паркер, вы, как всегда, правы.

Он выпятил грудь. Поразительно, как все же грубая лесть может действовать на людей кино. Они все считают себя гениями.

— Допустим, — продолжала я, — что Сильвия получит в этом году приз Сюзанны Бьянкетти. Тогда публика будет вправе ждать от нее новых, более существенных ролей.

— Конечно.

— Так давайте дадим ей роль. Я умею признавать свои ошибки. Ведь я первая дала ей шанс, и я не хочу останавливаться. Тем хуже, если я просчитаюсь».

Он расцвел,

полагая, что подвел меня к тому, чего хотел, тогда как на самом деле это я подтолкнула его. Он обещал мне поговорить с Брауном, который как раз работал над сценарием нового фильма.

Телефон.

— Алло, Фреда, это Сильвия. — Привет.

— Я виделась с Паркером. Он сказал, что ты просила для меня более существенной роли.

— Это так.

Я ожидала если не благодарности, то хотя бы доброго слова.

— Видно, здорово ты струхнула.

— Я не боюсь ни тебя, потаскушка, ни кого-либо другого.

— Я хочу попросить тебя еще об одной пустяковой услуге.

— Да?

— Мое имя должно стоять рядом с твоим в титрах и написано таким же шрифтом па афишах.

Я взорвалась:

— Никогда.

После того, как в течение трех лет моя фамилия всегда шла отдельным титром (Фредерика Мэйан в фильме…), я не могла допустить, чтобы пошли разговоры, будто я сдаю позиции. Что угодно, только не это.

— Ты это сделаешь, или я передам в газеты маленькую заметочку…

— Хорошо…

Именно в тот день у меня и возникло желание убить ее. Однако я еще не верила, что смогу сделать это.

Моя жизнь превратилась в нескончаемый кошмарный сон. Где бы я ни появилась, везде со мной говорили только о ней. Видели ли вы ее в этом фильме, в том, она великолепна, прогрессирует с каждым днем и т. д. Я была на грани нервного срыва и всякий раз еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Случилось то, чего я больше всего боялась. Ей удалось вытянуть эту сложнейшую роль, о которую она должна была сломать зубы, а я оказалась не у дел. Я, с моим талантом, моей внешностью, моими успехами…

Барометр падал с каждым днем. Во-первых, просьбы выслать фотографию с посвящением. Прежде мне передавали по две сотни таких просьб в неделю, иногда больше. Сейчас — два десятка. Правда, теперь я могла вздохнуть с облегчением: писать посвящения для меня хуже пытки. Удар по моему самолюбию был жестоким. Сильвия заключила с «Аргусом» контракт на исполнение главных ролей. А мой даже не продлили. Ну и все вытекающие отсюда последствия.

Вопиющая несправедливость. Вскоре я узнала, к чему привели мои анонимные письма. Флора и Вилли разошлись. Я не хотела этого…

Моя связь с Жан Пьером Франком длилась уже почти два года, и я была (в этом плане) счастлива. Вернее, счастлива до того дня, когда он сказал мне:

— Дорогая, а почему бы нам не пожениться?

Катастрофа. Его любовь была так сильна, что он готов был на мне жениться, но я-то не могла выйти за него!

А мне так хотелось

стать его женой… Я совершила роковую ошибку, не начав бракоразводного процесса сразу, как только моего мужа заключили в тюрьму. Потом, когда я пришла в кино, было уже поздно. Жан Пьеру я ответила:

— Разве мы с тобой не счастливы сейчас?

— Вот именно, наша связь уже ни для кого не секрет. Никто не удивится, если мы поженимся.

— Дорогой, прошу тебя. Пусть лучше все останется как есть.

Он погрозил мне пальцем.

— Ты от меня что-то скрываешь, Фреда. Наше сегодняшнее счастье недостаточное основание для того, чтобы уклоняться от замужества…

— Не настаивай, я не хочу выходить замуж.

Он и не настаивал, а просто уехал в Италию работать над совместными постановками. Первое время он, правда, присылал мне открытки: из Рима, Флоренции, Венеции, Неаполя. И все-таки я осталась одна, без любовника, без друзей и, можно сказать, без работы.

Я, правда, снялась в нескольких фильмах, но в нашей профессии шесть или восемь картин за год — это показатель того, что ты больше не звезда или еще не стала звездой. Я ею больше не была. Сказать по правде, на съемочных площадках меня считали занудой, я всем действовала на нервы. Сильвия, в знак полнейшего ко мне презрения, прислала, наконец, бумаги!

Гонорары падали, работать соответственно приходилось больше, тело мое увядало, я совсем перестала заботиться о нем. Я подурнела, моя грудь тоже. Я располнела, расползлась. Косметический кабинет посещала раз в месяц, тогда как раньше меня там могли видеть два раза в неделю. Я становилась нервной, раздражительной, обидчивой.

Стоило мне только куда-нибудь выйти, как я тут же натыкалась на афиши с изображением Сильвии, — этакая романтическая красотка, — расклеенные на стенах домов. При виде ее пустого, как бы издевающегося взгляда, меня так и подмывало выцарапать глаза всем этим бумажным Сильвиям, которые всюду преследовали меня.

Уведомительное письмо:

«Сильвия Сарман и Вилли Браун сообщают Вам о своем бракосочетании и т. д. и т. п. По этому случаю они будут рады видеть такого-то, там-то, тогда-то. Просьба подтвердить присутствие».

Я туда поехала, надев по такому случаю бальное платье из зеленого фая. Никаких украшений, как обычно. Высокая прическа. С тщательно накрашенным лицом, шеей, пропитанной душистым кремом, я смотрелась весьма эффектно. Уж на сей раз, черт побери, я заставлю ее побледнеть, мерзавку!

В залы, арендованные Паркером по случаю свадьбы, я намеренно прибыла с опозданием. Появление мое хотя и но произвело сенсации, все же не осталось незамеченным. Трое или четверо молодых людей, решив, по-видимому, что вполне еще могу сгодиться для постели, окружили меня, я минут десять поддерживала светскую беседу. Краем глаза я поглядывала по сторонам, но Сильвии нигде не было, а заговорить о ней я не осмеливалась. Шлюха! Она еще не приехала!