Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
Шрифт:
– Ты спас меня от лютой смерти, господин. – Трэль поклонился. – Я никогда не забуду этого.
– И только за этим ты искал меня? – Хельги недоверчиво посмотрел на раба.
– Нет, господин. – Тот покачал головой. – Я знаю, кто подбросил в твой мешок украденное ожерелье.
Хельги вздрогнул. Однако беседа с рабом становилась все интересней!
– И кто же?
– Конхобар Ирландец.
– Кто?
– Ирландец, – твердо повторил Трэль. – А Дирмунд Заика должен был навести на тебя людей. Я слышал, как они уговаривались об этом.
– Но Ирландец – мертв, а Заику тинг вряд ли будет подвергать суровому испытанию.
– Ирландец мертв? – Навозник неожиданно расхохотался. – О, мой господин, такие люди так просто не умирают. Достаточно взглянуть на Гудрун, отнюдь не убитую горем. Что же
Поклонившись, раб исчез в кустах. Выбравшись из воды, Хельги задумчиво уселся на камень. Значит, Ирландец и Заика… Но как доказать? Да никак. Раб – для тинга никакой не свидетель. Тем более такой раб, как Трэль Навозник, всем известный своей ленью и глупостью. Глупостью? А он, оказывается, не такой уж дурак, этот Навозник. Даже, скорее, наоборот – весьма умен. Что он там болтал про Гудрун и Ирландца?
К полудню ветер развеял туман, но, выглянувшее было, жаркое солнце тут же скрылось за плотными серовато-белыми облаками, лишь иногда показывая свой сверкающий край сквозь голубые разрывы. У самых предгорий, между ручьем и священной рощей, средь поросших сосновым редколесьем холмов, на большой поляне собрались почти все свободные жители Бильрест-фьорда – от Снольди-Хольма на севере до дальних южных хуторов – исключая, пожалуй, лишь глубоких стариков и младенцев.
Председательствовал на тинге Скьольд Альвсен по прозвищу Скупой На Еду или просто – Жадюга – высоченный верзила с заплетенной в две щегольские косички бородкой и маленькими, чуть подслеповатыми глазками. Рядом с ним, на большом пне, сидел его младший братец, рыжебородый Бьярни и бросал злобные взгляды на Хельги, стоящего напротив, у старого дуба. Рядом с тем же дубом, ближе к Альвсенам, располагались хозяйка Гудрун и двенадцать свидетелей, как и требовал обычай. Старый ярл Сигурд сидел чуть в отдалении, в специально принесенном резном кресле и сурово поджимал губы, время от времени бросая вокруг презрительные взгляды. Собравшийся вокруг остальной, снедаемый любопытством, люд, напирал на первые шеренги с такой силой, что вскоре они должны были поглотить всю поляну, и Скьолд несколько раз приказывал воинам отогнать толпу чуть дальше к роще. Народу собралось десятков шесть, по здешним понятиям – целая уйма! Не так уж и часто собирался тинг, чтобы его совсем игнорировать, тем более, что многим было интересно встретиться со знакомыми, узнать новости, обсудить последние сплетни да и просто пообщаться, радуясь хоть какому-то изменению в привычной монотонности жизни. По какому поводу собрался тинг – давно уже знали все. Хозяйка Гудрун обвиняла своего пасынка в краже ожерелья. Вину свою тот, похоже, признавать не собирался, хотя пресловутое ожерелье было найдено в его суме в присутствии огромного количества свидетелей. В общем-то, довольно простое дело. Но лишь на первый взгляд. Все – и истица, и ответчик, и свидетели – были близкими родственниками, происходя из старинного рода Сигурда. Может быть, они и замяли бы произошедшее, если б Хельги покаялся, но раз нет – деваться некуда – пришлось вынести сор из избы на всеобщее обозрение. Впрочем, для чести рода это было лучше, чем многочисленные расплодившиеся слухи, ходившие по всей округе. Некоторые – особенно с дальних хуторов – говорили, что будут судить саму хозяйку Гудрун, которая якобы похитила целое стадо коров у братьев Альвсенов. Другие всерьез утверждали, что да, судить будут Гудрун, но не за кражу, а за колдовство – это ведь она третьего дня наслала на весь Бильрест-фьорд ужасную бурю. Шептались так же и о том, что младший сын Сигурда Хельги напал с дружками на хутор Свейна Копителя Коров и угнал у него всех овец. Находились очевидцы, которые то нападение видели и в подробностях о нем рассказывали, только вот, как только их приглашали выступить на тинге, сразу немели, будто воды в рот набрали. В общем, всем было интересно.
Пошептавшись с несколькими стариками, так же важно усевшимися около дуба, Скьольд Альвсен поднял правую руку и, дожидаясь тишины, обвел всех собравшихся долгим подозрительным взглядом, словно все вокруг были сообщниками Хельги в том нехорошем деле.
– Многопочтенный ярл, свободные бонды и кэрлы! – погладив щегольскую бородку, громко произнес наконец Скьольд. – Мы собрались здесь по многим причинам, одна из которых… – Тут он понизил голос, и в толпе стих даже самый малейший шепоток. – Одна из которых – претензии достопочтенной Гудрун из рода славного Сигурда-ярла к ее же пасынку Хельги из того же рода. Хозяйка Гудрун обвиняет Хельги в тайном хищении ожерелья, оцениваемого ею в стоимость тридцати дойных коров.
– Тридцать дойных коров! – тихонько ахнули в толпе. Кто-то даже закашлялся.
– Свидетелем на суде выступает свободный воин Дирмунд, по прозвищу Заика, из рода Сигурда. Выйди же на середину поляны, Дирмунд, и поведай, как было дело?
Заика – в синем, отороченном бобровой опушкой, плаще и красной, вышитой разноцветными нитками тунике – выйдя на середину поляны, поклонился судьям, а затем и всем остальным собравшимся. Редкие рыжеватые волосы его были тщательно расчесаны гребнем и связаны тонким сыромятным ремешком, так, что смешно торчал длинный нос, впрочем, Дирмунд не казался себе смешным, наоборот, был горд и счастлив.
– Д-дело было так о, с-свободные бонды и кэрлы. – Он пригладил рукой волосы и продолжил, брезгливо косясь на стоящего рядом ответчика: – Хозяйка Г-гудрун еще т-третьего дня утром хватилась своего ожерелья. С-слуги кинулись искать – тщетно! Мы уж д-думали, что похитили его ночные тролли, б-болыне и винить некого, как только к вечеру, прямо перед бурей, п-помните бурю?
– Помним, помним, знатная была буря. У Свейна ветром крышу снесло с сарая.
– Не с сарая, а с овина.
– И не крышу, а старое сено.
– Эй, эй, досточтимые! – прервал шумящих Скьольд. – Мы тут о старом сене говорим или об ожерелье? А ты… – Он повернулся к Дирмунду. – Не отвлекайся на посторонние темы. Продолжай.
– Продолжаю, о, д-достойнейший. – Послушно кивнул Заика. – Так вот, как раз перед б-бурей в дом пришел свободнорожденный С-с-снорри по прозвищу Малыш…
– Это тот тощий, что ли? Белесый?
– Ну да, он.
– Ничего себе – Малыш! Эдакая оглобля.
– Досточтимые!!! Говори, говори, Дирмунд, не прерывайся.
– Т-так я и г-говорю. Так вот, упомянутый Снорри п-приволок с собой суму, ну, кожаный такой м-мешок, все вы знаете…
– Знаем, знаем.
– Вот и я г-говорю, все вы з-знаете. Думали – чей мешок? С-стали п-проверять – оп, а н-на дне-то – то с-самое ожерелье! А м-мешок п-потом уз-знали – Хельги м-мешок. Он же с-сам его и опознал. Вот т-так и было д-дело.
– Слышали, досточтимые?
– Слышали. Еще послухи есть?
– Как не быть! Двенадцать человек, как обычай велит. Хотите, послушаем еще кого, хоть вот Хрольва. Или сюда, Хрольв, не стесняйся! – Скьольд Альвсен поманил пальцем несколько обалдевшего от такого внимания Приблуду. Тот вышел – тише воды, ниже травы, куда и всегдашняя наглость делась?
– Ну и рожа! – прокомментировали в толпе. – Такой и сам что хочешь слямзит.
Скьольд строго посмотрел на Приблуду и велел рассказывать, как было дело.
– Так это… он, это… все уже… рассказал… это… – Очумело вертя глазами пробормотал Хрольв. Вид у него был при этом такой, словно он ждал, что его с минуты на минуту начнут бить. Видно, с раннего детства не выносил Приблуда подобного многолюдства. Да ладно бы – в толпе стоять, так ведь нет – на самой середине поляны, как петух на насесте.
– Сначала говорить научись, паря! – выкрикнули из толпы. Кто-то свистнул.
Видя, что от подобного свидетеля никакого толку все равно не добиться, Скьольд жестом отпустил бедолагу Хрольва на место и вызвал других, слово в слово повторивших то, что незадолго до них произнес Дирмунд Заика. Удовлетворенно кивнув, судья наконец обратился к ответчику, язвительно поинтересовавшись, что тот может сказать в свое оправдание.
– Я не брал ожерелье. – Упрямо мотнул головой Хельги, и все снова притихли, ожидая дальнейшей развязки событий. Скьольд Альвсен, обернувшись, незаметно подмигнул брату – этот дурачок Хельги выбрал совсем никудышную тактику защиты. Вместо того, чтобы что-то говорить – упрямо все отрицать, даже самые очевидные вещи. Да-а, мнение тинга явно будет не на его стороне. Да и двенадцати свидетелей с его стороны что-то не видно, впрочем…