Веселая офисная жизнь
Шрифт:
В какой среде обитала эта женщина, было понятно, уже при первом на нее взгляде. Не смотря на то, что в учреждении был принят дресс-код, и все сотрудницы, как минимум, были в туфлях и юбках, Клава всегда носила эдакие башмаки, в простонародье называемые "прощай молодость", невысокие, с замочком, украшенные искусственным мехом, обрамляющим широкую ее щиколотку.
Из-под этой странной обуви всегда высовывались какие-то нелепые мужские носки, которые до сих пор носят пенсионеры, в какую-то елочку или с однотипным узором в желтые ромбики
Клава всегда была в каких-то штанах с вытянутыми коленками и футболках, украшенных почему-то яркими цветами и стразами. Весь, так сказать, образ дополняла вязаная жилетка, какие можно увидеть у старух, сидящих на прием к врачу в поликлинике.
Собственно, все разговоры Клавы всегда сваливались к жалобам на болячки – у нее то ноги ныли, то выкручивало колени, то давление или сахар подскакивали. Но, не смотря на это, коллега уже с утра нарезала толстые кольца самой дешевой колбасы, сооружала себе бутерброд и, причмокивая на весь кабинет, в котором сидело как минимум человек пятнадцать, приступала к работе, перекладывая свои папки, которые были почему-то, как ни странно, розового девчачьего цвета.
Более того, на каждой ее тетрадке с какими-то записями мелким почерком всегда были пристроены картинки и наклейки, как у детей, например, с какими-то единорогами или несуразными куколками.
И вот этот контраст между собранными в гармошку на щиколотках мужскими носками, всегда грубым и прокуренным голосом, вторым подбородком и совершенно инфантильными почти игрушечными маркерами, всевозможными карандашами с мультяшными героями, так кидался в глаза, что я задумывалась, почему вдруг взрослая женщина, всегда вульгарная в своем поведении, имеет такую страсть ко всему цветному и яркому.
Наверное, у нее не было детства, решила я, и не ошиблась. Позже я узнала, что Клава была детдомовской, бесплодной и замужем за человеком из мест не столь отдаленных. Как я и предполагала, большую часть своей жизни коллега проработала посудомойщицей на кухне. Потом закончила не самый престижный факультет какого-то ВУЗа, который позже и вовсе лишили лицензии, заочно, где училась на удивление плохо.
Точно так же она и работала. В документах у Клавы всегда царил бардак, но из-за ее большого стажа и постоянной текучки в коллективе, только одна она могла более или менее найти и объяснить какую-то цифру.
На фоне остальных вчерашних студенток и совсем уж дремучих бухгалтеров, считающих зарплату на счетах, Клава, освоившая программу, которую знает в наше время каждый школьник, выглядела очень умной.
И таковой, видимо, себя и считала, раздавая всем окружающим не самые приятные эпитеты и придумывая обидные прозвища коллегам, как в школе. У меня вообще создалось впечатление, что эту детдомовскую так много и так долго обижали, что до сих пор она пыталась реабилитироваться, выбирая для травли кого-то интеллигентного и не способного ее послать на х… сотрудника.
Клава, увидев
Видимо, настолько ее мой ухоженный и собранный вид зацепил, что она тут же яро начала доказывать себе и всем вокруг, что феминизм рулит и длинные пакли уже не в моде. Но сама вдруг начала краситься ни с того ни с сего, хотя видно было, что никогда этого не делала.
И даже нашла какую-то затрапезную рубашку, давно вышедшую из моды, закатывая в ней рукава и пытаясь выглядеть элегантной. Но весь облик ее все равно портили всегда засаленные волосы, прыщи на круглом лице с увесистым подбородком и отсутствие шеи.
Я понимала, глядя на колхозную мину Клавы, как ей обидно каждый день наблюдать перед собой мой природный угол Джоли на скулах и выдвинутый вперед подбородок.
От досады Клава, когда я задавала, как ей казалось, очередной неуместный вопрос, касаемый оформления документов, срывалась на меня, смачно изрыгивая между своих редких полугнилых зубов отборную брань.
На ее очередную подзаборную истерику я всегда отвечала спокойно, холодно и по слогам:
– Вы в учебном заведении находитесь, Клавдия Ивановна, а не на гаражах с пластиковым стаканчиком дешевого пива. Прекратите орать. У меня диктофон. Засужу так, что будете выплачивать мне компенсацию.
Она затыкалась резко и начинала вращать своими маленькими, чуть на выкате глазами с комично приклеенными для красоты ресницами. Но только на время. Стоило ей опять с кем-то сцепиться по поводу небьющихся цифр в отчетах, как она тут же выдавала новую порцию отборнейшего сленга, который можно услышать только среди лиц без определенного места жительства.
Мне было жаль каких-то совсем юных практиканток, которые оказывались в руках Клавы, всегда пухлых, с облупившимся лаком и почему-то в золотых кольцах, как у кондукторш.
А так же пенсионерок, которые из-за своего возраста не могли отстоять свою правоту в ежедневных битвах с Клавой.
В итоге в этом самом настоящем террариуме с руганью, текучкой, бардаком и обесцениванием я проработала совсем не долго, с удовольствием выдохнув от того, что больше не буду пересекаться с хабалкой Клавой, когда уволилась.
Не поверите, через некоторое время, я увидела ее на заправке вместе с мужем, который обзывал ее овцой и тупорылой гадиной только из-за того, что та по неопытности как-то не так вставила пистолет с бензином в открытый люк.
К моему удивлению, своему зеку Клава ничего не ответила в свойственной ей манере, а только промямлила:
– Зай, я только учусь…
И снова была облита ушатом отборной грязи. Впервые, мне стало ее почему-то жалко. И я ей простила все попытки меня как-то унизить и оскорбить.