Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Кечули, твой бурдюк совсем пуст?
— Всё, что я не продал, пролилось. А у тебя осталось что-нибудь, хоть немного?
— Видно и у меня пролилось, наберётся около пяти чарек. Налить тебе?
— Ни-ни! Смотреть тошно!
— А знаешь ли ты, что вино лучшее лекарство от перепоя?
Я поднялся, медленно передвигаясь, побрёл к роднику, подставил лицо под струю холодной воды, а вернувшись к ели, наполнил чареку и поднёс её ко рту. Сначала мне было неприятно, но постепенно настроение у меня улучшилось, а потом стало и совсем хорошее.
Кечо
— Дай бог тебе счастья! И впрямь это лекарство. На-ка, забирай обратно свой пятак, глаза бы мои на него не глядели!
— Ты что, хочешь, чтобы я тебе снова вина продал? — пошутил я со своим покупателем.
— Ещё и издевается! Забирай! Забирай, говорю, не то выкину в речку, во всём он, проклятый, виноват.
— Вот так всегда! Сам всё натворил, а непременно хочет свалить на другого, — сказал я, пряча пятак в кисет. — Я так думаю, и чареке тут не поздоровится, отдай её лучше мне.
— Ну нет, она-то уж к делу непричастна, пусть остаётся!
Видите, мои хорошие, что произошло? Пятак вертелся-вертелся меж двух бурдюков, оба опустошил и возвратился к хозяину. А мы с Кечо торговали-торговали да так ни с чем и остались, в одном только всё-таки нам привезло: груз легче стал!
— Кечули, а помнишь, ты вчера хотел возвратиться с пути да похитить Гульчину? Ну как, брат, не передумал?! — спросил я нарочно. — Сказать по правде, дела у нас не блестящи. Бурдюки, как и карманы, пусты, что поделаешь, видно и впрямь возвращаться придётся?
— Ты что, спятил, что ли? Как же это мы в деревне покажемся? Отец как узнает, что я до города не дошёл и с пустыми руками домой возвратился — изведёт. Житья мне от него не будет. Идти всё-таки придётся. Руки-ноги у нас, слава богу, целы — не пропадём, не бойся. Поедем мы в этот чудо-город и будь что будет. Эх, пропадай моя головушка!
— Значит, всё-таки идём?! — снова спросил я. — Трудно нам будет, парень, очень трудно. В деревне, там хоть, как телёнок, травкой наешься, а в городе?
— Спасает нас в городе умение торговать, оно и держит, скажешь, нет?
Возразить мне было нечего.
Щедрый хозяин и голодный гусь
До полудня мы проспали в тени, потом поднялись, умылись холодной водой и, вскинув пустые хурджины, побрели дальше месить грязь и пыль, которые, как знаете, не иссякают в дороге. По пути нам встретились двое — сван Созар и уравец Нариман. Созар всё время напевал себе под нос знаменитую сванскую «Бубу Какучелу», а Нариман был тихий и молчаливый, честное слово, поначалу он показался мне немым. Оба они шли в город впервые.
Нас они приняли за бывалых путешественников и потому обо всём с нами советовались.
На заре второго дня пути подошли мы к Кутаиси. У Кечошки аж ноги от радости сами затанцевали.
— Караман, Каро, послушай-ка!
— Чего тебе?
— Слышь, и здесь петухи по-рачински поют!
— Да ну тебя, ты что же думаешь, они здесь по-французски, что ли, должны кукарекать? — отмахнулся я и, как ледяной водою, погасил Кечошкин телячий восторг.
Было уже светло, когда мы подошли к висячему мосту. Навстречу нам из расположенного неподалёку двора вышел молодой парень с лихо закрученными кверху усами.
— Здравствуйте, люди добрые, — приветствовал он нас. — Вы, наверное, издалека?
— А что, разве не заметно? — спросил я.
— Пожалуйте, пожалуйте, дорогие, сюда! Отдохните вот тут во дворе, устали небось. Дорога ведь страсть как утомляет. А я тем временем угощу вас горяченьким и водочки поднесу. Утром это очень даже кстати. Не побрезгуйте хлебом-солью! Пожалуйста, дорогие, пожалуйте! — приглашал нас любезный хозяин.
А я подумал, какой гостеприимный в этом городе народ, зря отец наговаривал мне всякой всячины, встреть его сейчас, я так бы и сказал ему: чего, мол, ты меня пугал, обманывал про воров и убийц всякие там басни рассказывал, а вон какого доброго, обходительного человека мы встретили. Правда, отец считал городом только Тбилиси. Но разве Кутаиси не брат Тбилиси? Тоже ведь большой город. Ну чем, скажите, он на деревню похож?
— Ты не голоден, Кечули? — я посмотрел на друга.
— Ножницы раскрытые проглочу, — прошептал тот, — только то и удерживает меня, что с хозяином мы едва знакомы.
— Что будем делать? — спросил я у Созара.
— Неловко как-то, но уж когда так настойчиво приглашают, негоже отказываться. Зайдём, что ли? Благодать, как говорится, в мире не переводится, — сказал сван.
Нариман беззвучно согласился с нами.
Хозяин провёл нас через двор. Там, в глубине, под большим орехом стояли длинный стол и две дощатые лавки. Свалили мы нашу поклажу у ограды, сверху шапки побросали и устроились за столом.
— Что есть будете? — засуетился улыбающийся хозяин.
— Чего ты нас спрашиваешь? Тебе лучше знать, чем нас угостить, — осклабился Кечо.
— Как величать тебя прикажешь, хозяин дорогой? — спросил сван.
— Коцией, шени чириме.
Дорожка, усеянная гравием, вела прямо в дом. Коция побежал по ней словно пританцовывая, у двери обернулся.
— Водочку будете? Чача у меня такова, что Амирана, если тот с цепи сорвётся, снова приковать к скале может.
— По стаканчику не повредит, хорошо для аппетита, — кивнул я.
На столе появились хлеб, каурма, водка и маленькие стопочки.
— Кушайте, дорогие, кушайте, — угощает хозяин, хотя и незачем нас было уговаривать, — мы все вчетвером набросились на еду, как голодные волки.
— Да благословит бог нашего доброго хозяина, пусть воздастся ему за щедрость его, — поднял бокал Созар, — всю жизнь, если даже триста лет, как ворону, придётся прожить, буду твою хлеб-соль помнить. Ну-ка, друзья, выпьем по одной!
— Может, свиной шашлык вам зажарить? — пританцовывая подошёл к нам Коция.