Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Если поставишь ещё кувшинчик водочки, мы и шашлык не прочь будем съесть, — бросил ему Кечо.
Второй стакан мы подняли за Кутаиси. Скоро Коция принёс нанизанный на шампур шашлык.
Я и Нариман съели по маленькому кусочку, остальное мгновенно уничтожили Созар и Кечо.
— В жизни не едал ничего вкуснее! — воскликнул Кечули, он высунул язык и облизнулся.
«Кабы шампур не проглотил», — испугался я.
— А больше он ничего не принесёт? — спросил сван, аппетит у него явно разыгрался не на
— Пора и честь знать, — я посмотрел на голый шампур.
— Наелись, чириме? — спросил хозяин.
— Да, да, да!!! — хором воскликнули мы трое, а Нариман кивнул.
Мы взвалили на себя наше барахлишко и стали прощаться с хозяином.
— Огромное тебе спасибо, батоно, век твоей доброты не забудем. За нами не пропадёт. Гора, говорят, с горою не встретится, а человек…
До сих пор Коция всё улыбался, но теперь вдруг лицо его омрачилось.
— Как же это вы так уходите и денег не платите?
— Какие ещё деньги? — удивился сван, — ты ведь нас сам пригласил, подолы нам пообрывал просьбами, уговорами, а теперь денег требуешь?!
— Ишь, что придумали, вы что же и вправду решили задарма покушать, потому-то пасти как драконы разевали. Поглядите на них? Это вам, братишечки, не что-нибудь, а духан. Вот если вы ко мне домой придёте, я вас приму-угощу да даром прислужу, пожалуйста. Но если стану я тут народ даром кормить, каков доход мне достанется? Ну чего друг на друга смотрите, выкладывайте денежки, торопитесь!
Легко сказать выкладывайте, а что выложить, если в кармане у тебя завалялся всего-навсего сирота пятак?!
— Вах! Ты что же это, добрый человек, сразу не мог сказать! — забеспокоился Кечо.
Нариман только плечами повёл и застыл в немом удивлении.
— Да что у вас в карманах скорпионы спрятались, пошевеливайте руками, не то… — Коция сверкнул на нас глазами и погрозил шампуром.
— Нет у нас ничего, батоно, чем же платить-то? Подожди денька два, никуда мы не убежим, работать ведь сюда приехали. Заработаем немного денег и расплатимся с тобою, — стал просить его Кечо.
Коция отошёл от нас подальше и заорал:
— Знаю я вас, что вы за фрукты, меня, старого воробья, на мякине не проведёшь, платите сейчас же, не то городового позову!
Тут сван обнажил свой кинжал.
— Ты же ещё нам угрожаешь, прочь с дороги, если жизнь тебе не надоела, не то покажу как людей обманывать!
— Городовой, городовой! — завопил Коция и выскочил за ворота.
Во двор влетел длинноусый и низколобый городовой. Он грозно завращал глазами.
— Что случилось?
Рассказали ему всё по порядку.
— Платите, или всех арестую!
— Ах, как славно мы покутили! — вырвалось у меня вдруг.
— Ладно, пусть посчитает! — сван спрятал в ножны свой длинный кинжал. — Креста на нём нет, откуда мне было знать, что он нас так подло обманывает.
Коция защёлкал чёрными костяшками:
— Всего три рубля.
— Что мы, корову у тебя съели? — заговорил вдруг Нариман.
Я вытащил из хурджина пустой бурдюк и положил на него пятак:
— На, больше у меня ничего нет!
Кечо положил свой бурдюк рядом.
Нариман молча протянул Коции рубль, а Созар отстегнул висевший на поясе кошель, достал два рубля и, швырнув их духанщику, крепко выругался и вышел со двора. Мы с Кечо догнали свана и стали предлагать ему свои бурдюки, он так наорал на нас, что у меня мурашки по спине забегали.
— Довольно и того, что нас так подло обманул этот прохвост. А тут ещё вы меня за дурака принимаете!
Пристыженные, спрятали мы наши бурдюки в хурджины, поблагодарили свана и распрощались с ним. Потом уселись у моста.
— И совсем он не был похож на духан, — недоумевал Кечули, — зачем только мы туда зашли, уж лучше, ей-богу, закусил бы я раскалёнными углями да запил их керосином. Дорого же всё это обошлось!
А Нариман соболезнующе кивал.
Я отнёсся ко всему происшедшему гораздо спокойнее, потому что наперёд знал — не будет в этом путешествии мне удачи, ведь не зря же первый, кого я встретил, отправляясь в дорогу, был Кечо. Нога у него ужас какая несчастливая.
— Помнишь, сын Темира показал мне город? — прищурившись, сказал Кечули.
— Как не помнить. При этом воспоминании уши у меня и посейчас горят.
— Теперь-то ты убедился, что за волчье логово — город.
Нариман извинился перед нами, мол, сегодня же должен отправиться в Тбилиси, и ушёл.
Остались мы с Кечошкой снова одни. Молча уселись рядышком, прислонившись к каменной ограде, и стали глядеть на пустынную улицу. Было с нами два пустых хурджина, два бурдюка и единственный пятак. Страшновато нам стало.
— Куда пойдём? — спросил я у Кечо.
— Откуда мне знать. Может, повезёт и найдём работу, наскребём денег на билеты, никто ведь даром в вагон не посадит. Отец мне говорил, что если нас в поезде безбилетными поймают, непременно в тюрьму упрячут. Напрасно мы с тобою придумали эту поездку в город.
— Перестань, не то разревусь.
— Замолчи! — Подперев рукой подбородок, я уставился в землю и вдруг почувствовал, что рука Кечошки легла мне на плечо.
— Чего тебе?
— Ничего… Просто… Возьми меня за руку, посидим так немного, надёжней как-то.
И правда, в этот миг почувствовал я, что нет для меня ничего на свете дороже тёплой Кечошкиной руки.
Неожиданно из-за угла появился высоченный человек, одетый в какие-то пёстрые лохмотья, в руках у него была разрисованная палка. Он приблизился к нам и остановился, снимая на ходу облезлую баранью шапку.