Веселые каникулы мажора
Шрифт:
Вынимаю из кучи тряпки ярких цветов и протягиваю женщине. Василиса хмурится, но я лишь посылаю ей воздушный поцелуй. Разговоры потом будут, не при посторонних.
— Мы думали организовывать поиски, — подмигивает отец, пока я закидываю в багажник покупки и наши мокрые вещи.
Василиса наотрез отказалась брать платья, и мы по дороге даже немного поссорились, но также быстро помирились.
Кажется, я нашёл способ убеждения: легкий поцелуй в ушко, и пока она недовольно бубнит, осторожно прикусить нижнюю губку. А там дело техники. Главное — самому
— Сами нашлись, — не могу скрыть улыбки.
Мы вместе несколько часов и во мне кипит счастье. Даже перспектива разговора с батей, разборки с Савельевым отошли на второй план.
— Давно не видел, чтобы у тебя так горели глаза. Пожалуй, последний раз это было… — отец задумчиво стучит по подбородку… — Да лет пять назад и было. Помнишь, Василиса накормила всех своими блинами? Кривые такие были, а ты остановиться не мог.
Помню?! Да я потом всю ночь не спал, потому что банально объелся. И блины эти помню: дырчатые такие, несуразные. Она хотела бабушкин рецепт повторить, но у нее не получилось. Зато вкус был… Даже сейчас слюноотделение повышается. Но я ей, конечно, не сказал, что мне понравились. Кажется, нёс что-то, что их невозможно и есть и я так и быть спасу родных от приготовленной гадости.
Мы тогда сильно поссорились, и разбили сахарницу. Или вазу? Вот этого не помню. Порез — да. Василиса ревела и заклеивала мне палец первым найденным пластырем, а потом уже чуть ревел я, когда пластырь оказался перцовым.
Ох, как она тогда убегала вокруг дома с воплями «Ааандрееей»!
А я догонял, обмотав мокрой тряпкой горящий палец, и грозился её прибить…
— Было дело, — облокачиваюсь на крышу в ожидании, пока папа докурит.
Постоянно с мамой ему твердим, чтобы бросал дурацкую привычку, но легче гору с места сдвинуть.
— Просто не будет, — делая последнюю затяжку, папа поворачивает голову в сторону моря. — Просто не будет…
* Исп. — Мурат Насыров «Я это ты, ты это я»
Глава 22
Лето 1998 год. Василиса.
Нам не дано с тобой понять,
Чему так радуется ветер
И почему от доброты
Бывают так жестоки дети.
Зачем кому-то умирать,
Чтобы он нами был замечен.
Так много разных почему,
Оставил бог на этом свете.
День уходящий не вернуть,
Не торопись, пройти свой путь.
Неосторожный сделав шаг,
Просто скажи (просто скажи):
Да будет так (просто пусть будет так).
— Это может прозвучать странно, но я горжусь сыном, — первые слова, которые я слышу от мамы Барса.
Тётя
Сначала по Барсову страдала, потом переключилась. В двенадцать—тринадцать лет мир кажется совсем другим. Когда папы не стало, повзрослеть пришлось резко.
Тётя Лида, наверное, думает, что я жду от неё уточнения, и продолжает:
— Та девочка, Марина, всегда вызывала у меня сомнения. Я, наверное, не должна с тобой об этом говорить, но хочу, чтобы ты знала…
Нас отвлекают Андрей с отцом, которые громко смеются и забираются в салон. Вопросительно смотрю на маму Барса, но она переключается на мужа и забывает, что хотела ранее. А, может, не хочет поднимать тему при мужчинах.
Я этого не знаю, и мне остаётся только повернуться к окну и смотреть на пролетающие мимо дома, а потом на деревья. Ничего увлекательного нет, но я не поворачиваюсь, чтобы не мешать. Как будто отделяюсь и даже не с первого раза слышу, когда Андрей меня зовёт. Хлопаю глазами в удивлении: машина остановилась, а я не заметила.
— Что? — затёкшая от неудобного положения шея почти скрипит и я с опозданием соображаю, что не только отгораживалась мысленно, но еще и была в диком напряжении.
— Выйди?
— Зачем? — мой непонимающий взгляд встречается с его смеющимся.
— Сейчас увидишь.
Барс первым покидает салон и огибает капот. Дядя Паша тоже выходит и только тётя Лида кивает с пониманием.
— Андрей, — машинально хватаюсь на его протянутую ладонь, — что происходит?
С обеих сторон дороги лес. Я внимательно осматриваюсь, чтобы понять причину остановки. Жалею, что не прислушивалась: может, что-то случилось?
Был недавно случай, когда кто-то из приезжих остановился в поле по личным нуждам и его покусали змеи. Если бы не проезжающий мимо тракторист, обративший внимание на стоящий боком автомобиль…
Неужели и Андрей заметил впереди странное?
— Присаживайся, Вася, — посмеиваясь, Павел Андреевич вдруг тянется в двери, из которой я только что вышла.
А Барс подталкивает меня вперед.
— Цветочек, если ты сейчас не займешь своё место, я тебя поцелую. При всех, — склонившись к уху, Андрей умудряется не просто прошептать угрозу, но и прикусить мочку уха, отчего по шее пробегает странный холодок. — Не могу допустить, чтобы моей девочке было скучно. Забирайся, Вася…
Краснею, конечно, но слушаюсь, а ещё начинаю понимать фразу тёти Лиды. Я тоже им горжусь, хотя и испытываю неловкость по отношению к Павлу Андреевичу.
Двигаю сиденье максимально вперед, боясь, что с высоким ростом папе Барса будет неуютно.
— Вась, успокойся, всё хорошо, — мою руку ловит рука Андрея и делает то, что заставляет сердце совершить кульбит и забиться в районе горла.
До самого села моя ладонь лежит на мужском бедре, придавленная для надежности горячей лапищей. А как иначе назвать руку, что почти в два раза больше моей?