Весёлый Роман
Шрифт:
Ну и тут же Зоя Загоруйко, у которой эта девочка — Валя ее зовут — ученицей, стукнула Новоселова по голове уголком.
— А что такое уголок? — спросила Вера.
Я пояснил, что уголок — это такая плоская железина, согнутая вдоль под прямым углом. Ну, в общем, дубина такая железная. Новоселов брякнулся на опоки. Девушки сами его же и перевязали. Бинта в цеховой аптечке не хватило, чтоб остановить кровь, так они разорвали на полосы его же рубашку.
Вокруг этого дела сразу поднялся,
— Женат?
Леша как взовьется:
— Да какая она мне жена?! Это совсем посторонняя стукнула!
Новоселову полагался бюллетень, который имеет научное название «листок нетрудоспособности». А его через профсоюз оплачивают. Леша, может быть, и не подавал бы на суд, но в завкоме потребовали, чтоб была правильно оформлена причина нетрудоспособности.
На суде жуткая история выяснилась. Про эту Зою Загоруйко. Она студенткой была. Художественного института. Ее муж бросил. С ребенком. С шестимесячной дочкой. Архитектор Загоруйко. Говорили — известный.
После этого она оставила институт, пошла на завод, работает у нас первую смену в литейном на тяжелой работе, а вторую смену еще отрабатывает прачкой в Доме малютки. Чтобы быть поближе к дочке. Она ее туда отдала.
Зое Загоруйко полагался бы приговор месяца на три с удержанием зарплаты. Народный суд, говорят, так бы и дал. Но мы, понятное дело, дали ей только выговор. Девочке этой, Вале, вообще ничего. А Леше Новоселову — он и так уже пострадал — тоже выговор. И постановили, чтоб и в дальнейшем за такие слова, как говорил Новоселов этой Вале, бить по морде без предупреждения.
— Жалко мне эту Зойку Загоруйко — передать не могу, — сказал я. — У нее только одно легкое пальтишко, в котором она и осенью и зимой бегает. Я б на ней сам женился — так мне ее жалко. Я б на всех на них женился, на наших девушках, которых бросили мужья, и теперь они надрываются на неженской работе.
— Ну, на всех не женишься, — ревниво сказала Вера.
— Да. К сожалению. Не женишься. А насчет ревности и что напоили кого-то — это все треп. Сплетни. Не было на заводе такого случая.
Матч так и закончился 1:0. Во втором тайме не было даже по-настоящему опасных моментов.
Меня обошло такси и сразу же притормозило, загораживая дорогу.
Я увидел сначала сплошные, отсвечивающие голубым Вилины зубы, а потом уже самого Вилю.
Он выглядывал в окно. Его небольшая бородка была свернута набок. Он постоянно теребил ее рукой.
— Еле догнал, — сказал Виля. — И жмешь же ты.
— А что случилось?
Виля был счастлив.
— Хочешь узнать, наконец, в чем смысл жизни?
— Брось.
— Нет, ты скажи, хочешь?
— Ну, хочу.
Виля вытащил из-за солнцезащитного козырька книгу и показал мне имя автора — П. М. Егоров. Кандидат философских наук. «Основной вопрос этики».
— Теперь читай.
Виля открыл книгу там, где заложена бумажка. Я прочел отчеркнутые слова:
«Смысл жизни — в единстве объективации субъекта (опредмечивания) и субъективации объекта (распредмечивания), а под субъективацией мы понимаем не восприятие объекта как субъекта, а освоение объекта субъектом».
— Крепко заверчено, — сказал я. — Теперь, должно быть, легко живется этому П. М. Егорову. Все ему известно.
— Я сегодня эту книгу всем пассажирам показываю, — загоготал Виля. — Глазам не верят. От сдачи отказываются. Действительно — есть смысл. С большим подъемом встретили трудящиеся.
Он еще больше повернул вбок свою бородку.
Позвонил Виктор.
— У Веры в институте сегодня какая-то секция. Как ты смотришь, чтоб воспользоваться этим и поговорить вдвоем? Есть такая тема. Ты поднимешься ко мне?
— Лечу, — сказал я весело, — на крыльях.
Вот и все. Я знал, что когда-нибудь это произойдет. Что наступит такая минута. И нужно было встретить ее мужественно и весело.
Я поднялся на лифте. Теперь мне это было безразлично. У меня так колотилось сердце, что я охотно постоял бы несколько минут на лестничной площадке, но дверь была уже открыта.
— Садись, — предложил Виктор. — Хочешь чая? Что слышно?
— Нет, спасибо. Вроде бы все нормально.
— Вот какая штука, — сказал Виктор. — Есть у меня одна идея… У нас набирают людей…
Значит, это другое. Я почувствовал, как рубашка на спине и на груди стала влажной. И странная какая-то усталость. И какое-то безразличие.
— Как ты смотришь на это? Я уже разговаривал. С начальством. Нам нужны такие парни, как ты.
— Спасибо. — Я попытался улыбнуться. — Только нет у меня к этому способностей. И вообще… Спасибо, но это не получится.
— А может, подумаешь?
— Нет. Что тут думать.
— Жалко. — Виктор был огорчен. — А мне казалось… Ну что ж… Это дело такое…
Он походил по комнате, посмотрел на меня, улыбнулся.
— Тогда я тебя по-другому поэксплуатирую. Это для моей диссертации. Там есть такая глава — какие слова из уголовного лексикона проникли в язык. И какие слои населения их употребляют. Я буду читать тебе по алфавиту, а ты говори, знаешь ли ты значение этого слова, употребляешь его ты или твои товарищи.