Весеннее чудо для мажора
Шрифт:
— И я люблю, — приподнялась, и всхлипнула от глубины проникновения в меня.
Дальше нам было не до разговоров. Я не хотела закрывать глаза, хотела видеть всё: как набухла венка на его лбу, как Андрей напряжен, и сосредоточен на движениях, как красиво лежат мои руки на его смуглых плечах.
Наверное, я создана для Андрея. А он — для меня.
Кровать бесстыдно скрипит, долбится об стену, и Андрей ускоряется. Движения уже не плавные, я больше не в неге от нашего слияния. Меня выгибает от резких, болезненных
И двигаюсь, двигаюсь ему навстречу, подмахиваю бедрами.
Всхлипы и тихие стоны сменяют вскрики, особо громкие от глубоких проникновений и сокращения мышц. Андрей глухо стонет от того, как я сдавливаю его, и двигается еще быстрее, он практически долбит меня. Кровать под нами жалобно скрипит, по комнате раздаются пошлые шлепки от соединения наших тел.
Это охренительно хорошо. Это лучший день в моей жизни.
Надеюсь, таких дней будет множество, и все — с Андреем.
— Давай, любимая, кончай, — Андрей уткнулся лбом в мой лоб, смешивая наш пот, наше дыхание. — Кончай!
Резкий рывок члена… я жадно хватаю ртом горячий, будто пустынный воздух, и содрогаюсь всем телом. Сокращаюсь вокруг Андрея жадно, чувствуя, как он изливается с тихим стоном.
Снова в меня.
Неисправим.
Улыбаюсь своим мыслям, и глажу его мокрую от пота спину. Андрей все еще во мне и на мне, развалился абсолютно нагло, но мне хорошо, я всегда любила тяжесть его веса.
Вот только через пару секунд мне становится нечем дышать, и я спихиваю Булатова с себя.
— Лиз, — довольно мурлычет он, — будь хорошей девочкой, сгоняй на кухню. Хочу кофе и бутерброд.
— Сам сгоняй, — задыхаясь от сбившегося дыхания парировала я. — Я буду чай и вишневую слойку.
— Твоя кухня, ты и иди!
— Не пойду, — показала Андрею язык, и приподнялась с кровати от странных звуков: — Что это?
— Булка, — хохотнул Булатов, глядя на свою бедную собаку, скулящую на пороге. — Мы её напугали криками. Иди, и дай ей вкусняшку. Заодно и кофе с бутербродом мне принесешь. Давай, женщина, не ленись!
Сказал, и хлопнул меня по бедру.
Вот нахал! Я уже хотела объяснить Андрею на пальцах, что такое феминизм, но внезапно он расхохотался. Заливисто, довольно жмурясь при этом.
— Ты чего, Андрей?
— Витька-то прав был, когда херню про меня нес. Лиз, — Андрей приподнялся на локтях, — походу я альфонс. Поселился у тебя, собаку притащил, ем у тебя… охеренно устроился, скажи?
— Меня устраивает, — фыркнула от его шутки. — Только права поменьше качай, и я буду лучше тебя кормить. Будь приличным альфонсом.
— А я неприличный?
— Разумеется! Колечко обещал, свадьбу, квартиру, про ребенка заговорил. Одни обещания, Булатов, — хихикнула я. — Мне прям интересно, что из этого ты собираешься выполнить.
— Я тебе
— Ты мне чего только не обещал. Пока ничего не выполнил, так что сходи-ка ты сам на кухню. Чай и вишневая слойка, запомни, — ткнула его пальцем в плечо, и Андрей поднялся на кровати.
Бодро так. Будто не было этих скачек, от которых я пока даже не отдышалась, а ведь я снизу была.
— Завтра будет кольцо. Вечером едем к твоим родителям, потом к моему брату, и сообщим о свадьбе. Бабки тоже будут, свою долю в крипте я продаю. Завтра! — повторил Андрей веско, и пошел на кухню, скинув с кровати свои джинсы.
Я откинулась на подушках, довольно улыбаясь. Завтра, так завтра.
Главное, что все у нас хорошо.
И именно в этот момент постучали одновременно в мое окно, и в дверь. Я подскочила, прижимая ладони к груди, и увидела за окном полицейского.
Подорвалась с кровати к халатику, свисающему со спинки стула, побежала к двери, и впечаталась в Андрей голым телом.
— Менты пожаловали. Сиди-ка ты здесь, Лизавета Никитична, — он сжал мои плечи, подхватил одежду, и намылился на выход.
— Ты тоже сиди.
— Дверь выломают. Слышишь, как долбятся? — качнул он головой.
И правда, долбятся, аж дом дрожит. Булка снова начала скулить, напугали бедолагу сначала криками и стонами во время секса, теперь вот полиция… так, стоп.
— А зачем они приехали в мой дом? Булатов, иди в комнату, я их прогоню, — вышла за ним, кутаясь в халат.
Блин, а толку-то кутаться? Полицейский, заглядывавший в окно, неплохо так разглядел меня. Во всех красочных деталях с анатомическими подробностями.
— Ясно, что братец накатал заяву. Ну посижу пятнадцать суток, херня, — пожал Андрей плечами. — Ты только дождись меня, лады?
Боже, и этот человек предлагал мне ребенка завести? Посидит он… я ему посижу! Я ему так посижу, что мало не покажется!
А практика? А диплом? Не время в тюрьму садиться.
Ух, мужичье, ведь твердила я ему, чтобы не трогал Вика! Но кто и когда слушает умную Лизу?
Андрей одернул футболку, и открыл дверь именно в тот момент, когда полицейский дергал ручку, отчего этот самый полицейский чуть не свалился с крыльца вместе с дверью.
— Хм, добрый вечер. Чем обязан? — оскалился Булатов, не добавляя полицейским добродушия.
Я от души ущипнула Андрея за спину — нашел же время зубоскалить! Неисправим, но как же любим, Боже ты мой!
— Булатов Андрей Альбертович?
— Он самый.
— Проедемте с нами, — хмуро заявил полицейский.
За его спиной я разглядела еще двоих. Чуть ли не наряд полиции… или это и есть наряд, когда трое?
— Прямо сейчас? Может, завтра днем? Суд, все дела, пятнадцать суток, — лениво заявил Андрей.