Весеннее солнце зимы. Сборник
Шрифт:
— Ой, папка! — закричала она, увидев в коробке Андреевых жуков. — Ой, пошмотри, какие жуки-буржуки!
Белый папа посмотрел и усмехнулся и погладил Андрея.
Теперь уж Андрей не отходил от них.
— Ой, люди, шмотрите, какие лиштья! — вдруг закричала Натэлла.
Среди зеленых стояло желтое дерево.
— Как чветы, — сказала Натэлла. — Давайте рвать эти лиштья! Ой, я уронила, ловите же! Я не ушпеваю, как они валятщя! Ой, повещилщя лиштик! Ой, никак!
Они смеялись и нарочно роняли листья.
— Ой, сдох! —
— Ой, папка, его лиштик убил! — верещала Натэлла. — Ой, еще упал лиштик! Ой, я тоже шдохла!
— А ну-ка, мы этих дохлячков уложим штабелями! — сказал Белый папа и навалил Натэллу поперек Андрея, а потом, когда они с визгом расползлись, Андрея поперек Натэллы.
— Ой, папка, ой, щекотно! — брыкалась Натэлла. — Ой, я щейчаш шовщем щдохну!
— А я умею кувыркаться! — крикнул Андрей и перевернулся через голову.
— Это что! — сказал Белый папа, встал на голову и принялся болтать ногами.
— У него головешка втыкнулась в жемлю! — в восторге кричала Натэлла.
Они стали кувыркаться и кричать до хрипоты.
— Как нам было вещело! — сказала на обратном пути с рассудительным удовольствием Натэлла. — Очень мы хорошо погуляли!
Они потом все время играли вдвоем.
Вместе укутывали и нянчили мишку.
Любка и Зойка насмеялись над Натэллой, что у нее дите — медведь, но Андрею нравилось, что у всех девчонок куклы, а у Натэллы медвежонок. Только он всегда болел.
Натэлла пробовала его лоб сначала рукой, потом губами.
— У малышки жар! — говорила она так нежно и тревожно, что у Андрея даже чесалось где-то под лопаткой. — Ты шлышишь, папка, у ребенка жар! Выжови доктора! Ой, шкорей же!
Андрей бросался опрометью с крыльца.
— Уже приходи! — командовала Натэлла. — Теперь ты доктор.
— Открой ротик, скажи «а-а»!
— Коллега, вы же видите, што ето такое! — жалобно говорила Натэлла.
— Скарлатин! — ляпал Андрей.
— Коллега, напишите лекарштва!
— Ой, «калека»! — хихикала со скамейки Любка. — Андрей — калека!
— Йи, умру! — закатывала глаза Зойка. — Ему ведмедь ногу откусил!
— Что я знаю! — сказала Любка Натэлле. — Сделай руку так! — Она повернула вверх ладонью Натэллину руку. — Да не бойся, ничего тебе не сделаю, только покажу! Вот слушай. У тебя стол есть?
— Ешть, только не наш.
— А стулья есть?
— Ешть!
— А хлеб?
— Щегодня лепешки ешть.
— Все у тебя есть. А чего ж ты милостыню просишь?
— Хо-хо-хо! — заливалась Зойка. — Все есть, а милостыню просишь!
Натэлла так и стояла с протянутой ладошкой, недоуменно хмурясь. Андрей первый опомнился и кинул песком в Любку. Любка погналась за ним, и Андрей молча, а Натэлла визжа заскочили в дом.
Дрожа от боевого азарта,
— Видела, как я в нее сыпанул?
— Она вся первернулась! «Ой, мамочка, ой, папочка, шпащите!»
— Глаза на лоб выскочили!
— Шишка вышкочила!
Стоило им показаться на веранде, как на них набегала Любка, а один раз они думали, что она уже ушла, и осторожно спустились с веранды, а Любка налетела из-за угла и опять гналась за ними.
Они еле отдышались.
— Ты с ней не играйся! — сказал таинственно Андрей. — Она плохая девчонка. Она может… околдовать. Она тебя околдует в камень.
— У наш тоже одна девочка колдовать может. Только ш куклами.
— Она околдует в камень, и тогда даже мама ро?дная не узнает.
— Даже папа родный не узнает!
— Знаешь, как она жука околдовала! Жук…
Но Натэлла вдруг расширила глаза и встала на цыпочки, чтобы видеть в дверное стекло. Он тоже встал рядом и посмотрел — на веранде, поближе к перилам, лежал мишка мордой вниз.
На минуту Андрею стало страшно, как никогда. Но тут же он выскочил, схватил медвежонка и кинулся обратно.
— Бежи шкорей! Бежи шкорей! — оглушительно верещала Натэлла.
— Знаешь, — говорил Андрей Натэлле, — ты никогда не обзывайся. Ни идиоткой, ни дурой, никак! А то сама будешь так называться! Потому что знаешь что? «Кто обзывается, тот так и называется!» Вот ты скажешь: «Дура» — значит, так и называешься. Обзовешь кого собакой, а оказывается, это ты сама собакой называешься. Поняла? Поэтому лучше не обзывайся!
Он задумывался, от чего бы еще уберечь Натэллу.
— И не повторяй! Кто тебе скажет: «Задавала из подвала», а ты не повторяй: «Сама задавала!» А то: «Кто за мною повторяет, тот в уборную ныряет». Вот.
Они ходили гулять на поляну за домом и к оврагу, к полям. У Натэллы были очень неудобные сандалии или, может быть, она ходила так — всегда оказывалось, что у нее в сандалиях полно песка и камней.
— Што ли, видишь, я ногу натерла! — говорила она и садилась вытряхивать. Андрей собирал ей листья подорожника и учил прикладывать к стертой или порезанной коже.
Много чему он учил ее. Венки плести учил. Плевать в длину учил. Сам Андрей плевал не очень хорошо, хуже Любки, но Натэлла вообще не умела и даже научиться не могла: как ни старалась, все слюни у нее оставались на подбородке и платье.
Что бы они ни видели, обо всем разговаривали;
— Шмотри, паук веревку повещил — што ли белье шушить будет?
— Дурных букашек будет ловить!
Доносился запах жареной рыбы, и Андрей, весь в пылу откровений, объяснял Натэлле:
— А рыбу все же ночью хорошо ловить. Хоть ее мало, зато она большая! Знаешь же почему? Догадалась, нет? Вот как у людей? Детей кладут спать, а сами по хозяйству занимаются.