Весенние ласточки
Шрифт:
— С тем чтобы там принимать своих возлюбленных?
— Нет, жену.
Лора гордо поднялась и ушла, разозленная.
* * *
Жаклина отнеслась к известию со смешанным чувством удовлетворения и страха. Разрыв Жака с Брисаками положил конец мучившим ее подозрениям. Лора была для нее опасной соперницей. Она до сих пор не решалась говорить об этом Жаку, но ей было нестерпимо, что он встречается с этой девушкой. Она несколько раз мельком видела Лору с матерью, они иногда приходили в кафе при «Лютеции». Жаклина находила ее некрасивой, слишком
Итак, с этой стороны Жаклина теперь была спокойна. Но зато с предстоящим увольнением Жака появились новые заботы.
— Как же нам быть?
— Во-первых, я еще работаю. Профсоюз встанет на мою защиту. А кроме того, я немедленно начинаю искать другое место.
Накануне Жак снова заговорил с Жаклиной о женитьбе. «На нашем пути теперь нет больше никаких препятствий, — сказал он, — осталось только назначить день». Они подсчитали, сколько у них денег, обдумали предстоящие расходы и никакого решения не приняли.
— Знаешь, теперь надо действовать продуманно, — сказала Жаклина. Не стоит ездить завтра в Версаль, отложим на другой раз.
— Почему?
— Дорога, обед в ресторане и все остальное… нет, это расточительство.
— А я тебе говорю, что мы можем себе это позволить. Я почти не трогал получку, комнаты у нас оплачены вперед до конца сентября.
— Поверь мне, это неблагоразумно.
— Неужели мы с тобой проведем наш первый день после разлуки, как старики? Я уже все подготовил, так радовался.
— Ну не расстраивайся и подумай. Самое главное, что мы вместе. Я приготовлю ужин, и ты увидишь, как нам будет хорошо…
Начало их совместной жизни было полно очарования. Воскресный день они провели, как и многие другие, но им казалось, что и люди и природа — все чествуют их любовь: мир, радуясь их счастью, идет им навстречу и, улыбаясь, принимает их в свои объятия; все на земле создано для них. Париж прославляет их любовь, все, на чем останавливается их взгляд, существует, только чтобы радовать, солнце светит для них одних, они гуляют по земле, покрытой цветами…
Жак зашел утром за нею в гостиницу, и они вдвоем отправились на рынок. Они шли среди толпы обнявшись, с сияющими лицами, останавливались на каждом шагу и смеялись по любому поводу. Какая-то торговка крикнула им: «Эй, вы, влюбленная парочка, купите свежую рыбу», — и они расхохотались. Им море по колено, они счастливы.
Жаклина собиралась приготовить скромный ужин, но Жак накупил массу всего: устриц (они ведь только появились), цыпленка (Томасен позволила воспользоваться ее духовкой), ветчины (ее привезли из Байонны), букетик гвоздик (они приехали из Ниццы). И в конечном счете покупки им обошлись дороже ресторана. Но им все равно, они счастливы.
Они встретили Ирэн Фурнье. Она с двумя товарищами стояла под огромным плакатом, призывающим подписываться под протестом против перевооружения Германии. Среди рыночного шума и выкриков торговцев выделялся мужской голос, привлекавший внимание прохожих: «Сегодня в Западной Германии происходят выборы. Француженки и французы, протестуйте против создания нового вермахта!»
Какое им дело до вермахта, они счастливы.
— Милые мои, чего же вы не подписываетесь, — обратилась к ним какая-то женщина, протягивая карандаш.
— Уже подписали, — сказала Ирэн Фурнье. — Они входят в комитет.
Они постояли с Ирэн и предложили
— Кстати, — добавила Ирэн, — вы не видели моего мужа?
Луи Фурнье продавал «Юманите» у выхода с рынка. Жак познакомил его со своей невестой и купил у него газету. Заголовки сообщали о выборах в Германии и о предстоящем большом празднике в Венсене. Но что им до праздника, они счастливы.
Во вторую половину дня они пошли в маленькое кино и вернулись к ужину, но есть им не хотелось. Им было очень хорошо…
* * *
— Как весело было в Венсене, правда?
— Где?
— На празднике «Юманите». Мы вас искали, но там столько народу…
Жак вспомнил заголовок во вчерашней газете. Он ее даже не раскрыл… Сразу же после работы он отправился в комитет к Ирэн Фурнье. Она сидела в задней комнате кафе с Флери. Его попросили принять участие в подсчете собранных подписей и написать приглашения на следующее собрание комитета мира.
— Мы не были в Венсене, но зато посмотрели «Фанфан-Тюльпан», — ответил Жак.
— Вам понравилось?
— Это лучший фильм из всех, какие я видел за последнее время.
— Мы тоже нашли, что он очень хорош. Жерар Филипп дал свою подпись под протестом против ЕОС.
— Мой муж, — вмешалась Флери, — мне всегда говорил, что кино — это открытие, которое не уступает книгопечатанию, и в будущем оно заменит книгу. Умный был человек, правда? Бедняга.
Мадам Флери была та самая дама в черном, которую Жак постоянно встречал с Томасен. По ее словам, она была на десять лет старше века, и достаточно было провести с нею несколько минут, чтобы узнать всю ее жизнь; а ее жизнь длилась всего пять лет. Она рано потеряла родителей, была усыновлена крестьянской семьей. Детство и юность провела в деревне. Когда ей было двадцать лет, она познакомилась с одним землемером и вышла за него замуж. Он погиб в 1915 году в Шампани. В душе его вдовы лопнула какая-то пружина, Флери словно остановилась на одном месте, живя только воспоминаниями и думая все время о погибшем. Каждая мелочь напоминала ей о покойном, она заговаривала о нем по любому поводу и во всех своих поступках руководствовалась памятью о том, кто дал ей счастье. Она умерла бы с горя, если бы не ребенок. Его она воспитывала в преклонении перед отцом, дала ему образование, профессию, сделала из него человека, и вот этот человек в 1942 году был расстрелян немцами.
Новое горе, горе матери, потерявшей единственного сына, обрушилось на безутешную вдову и избороздило морщинами ее лицо, покрыло ее голову прекрасной сединой, вызывавшей всеобщее уважение. После окончания войны она поселилась в Париже, в квартире, где раньше жил ее сын. Его вдова вышла замуж, Флери не могла ей этого простить и отказывалась с нею встречаться. Только свидания с внучкой привязывали ее к жизни. Кроме Томасен, у нее не было друзей, но она охотно общалась с соседями, легко сходилась с людьми и каждому поверяла свое горе. Она не пропускала ни одного собрания комитета, хотя говорила, что все это ей ни к чему, так как последние две войны отобрали у нее все. Но муж и сын когда-то утверждали, что нужно думать и о других, о тех, у кого еще есть будущее…