Весна (Дорога уходит в даль - 3)
Шрифт:
Я очень люблю смотреть, как папа встречается со своими друзьями, с теми, кого он любит и уважает.
К маме очень часто приходят и "забегают" ее знакомые. Среди них есть, конечно, и настоящие мамины друзья, но чаще всего это ни к чему не обязывающие знакомства и ничего не значащие, даже не запоминающиеся разговоры. Прибежали, расцеловались с мамой: "Ах, дорогая, вы слыхали?" "Милая, это ужасно, совершенно ужасно!" (или, наоборот: "Это прелестно, совершенно прелестно!") - "Ах, вчера Самойлов играл Гамлета, это невозможно описать!" - "Куда
Только Юзефа ворчит, передразнивая гостью:
– И ту-ту-ту! И тру-ту-ту! И чмок-чмок-чмок! А, бодай ее!..
А вот папа встретился с Александром Степановичем: они обрадовались друг другу (год не видались!), даже обнялись, расцеловались, хотя и по-мужски бестолково, неумело, и жмут друг другу руки, а папа даже ласково трясет Александра Степановича за плечи. И оба взволнованы, даже растроганы встречей.
– Ну как?
– спрашивает папа неизвестно о ком и о чем.
– Шлепаем помаленьку!
– весело отвечает Александр Степанович.
Такой не очень, по правде сказать, толковый разговор происходит между ними всякий раз после какой-нибудь отлучки Александра Степановича по своим делам в другой город. И всякий раз мне кажется - нет, не "кажется", а я знаю, чувствую, - что папа почему-то беспокоился об Александре Степановиче и радуется, что с ним все, оказывается, благополучно.
Александра Степановича я помню очень давно - еще когда я была совсем маленькая. Все эти годы он приходил к нам почти каждый вечер.
– Я у вас ручное домашнее животное!
– говаривал он иногда шутя.
– Ну, какое вы домашнее животное, когда вас даже чаем не напоишь: брыкаетесь!
– сердилась иногда мама.
– Терпеть не могу гостей, которые ничего не пьют и не едят!
– Кто же виноват, Елена Семеновна, что вы, как гоголевский помещик Петр Петрович Петух, заявляете своим гостям: "На что вы мне нужны, если вы уже пообедали?" - посмеивался Александр Степанович.
Но, в самом деле, то ли от большой застенчивости Александра Степановича, то ли от его постоянной боязни, как бы не обременить, не быть в тягость, но прошел не один месяц и даже не один год, пока он наконец освоился у нас, перестал дичиться и сопротивляться маминому гостеприимству: стал пить чай, а иногда даже ужинать с нами.
Александр Степанович очень много знает. Папа говорит, что он богато, разносторонне образованный человек. Вероятно, есть и такое, чего он не знает, - ведь невозможно знать все на свете!..
Но мы, дети, мои подруги, я и Леня Хованский (мы с Леней с детства, как говорится, растем вместе и дружим, как брат с сестрой) - все мы уверены, что Александр Степанович знает все и обо всем. У Александра Степановича нам нравятся те черты, которые отличают его от окружающих людей, например, его суровое, спартанское отношение к жизненным благам. Уж сколько лет мы видим на нем все тот же сильно поношенный костюм, очень пожилую шляпу, утомленные жизнью башмаки! Для того чтобы Александр Степанович купил себе что-нибудь новое, ох, для этого надо, чтобы старое износилось вконец!
Правда, Александр Степанович, вероятно, зарабатывает не много. Лет десять назад он преподавал историю в одной из мужских гимназий нашего города, но, хотя его очень любили ученики, начальство почему-то уволило его. Несколько лет после этого Александр Степанович еще донашивал форменный учительский вицмундир и, лишь когда тот совсем обветшал, заменил его штатским костюмом - самым, дешевым, какой можно купить в магазине. Вот и сейчас мама удивляется: был в Париже - в Па-ри-же!
– и даже шляпы новой не купил! Единственная покупка, вывезенная им из-за границы, - очки для его больных глаз. Нельзя сказать, чтобы это была уж очень роскошная обновка!
На какой заработок живет Александр Степанович? Главным образом на то, что получает за свои заметки и статьи, которые печатаются в местной нашей газете, а иногда и в столичных журналах. Статьи эти мне пока еще совсем "не по зубам". Все больше - "вопросы экономики города и деревни", и другие в том же роде. Наверное, это важные вопросы. И папа уверяет, что пишет Александр Степанович талантливо, только все это, как говорится, не по моей башке...
А пока оба друга продолжают радоваться своей встрече.
– Так, говорите, шлепаете помаленьку?
– спрашивает папа и смеется весело, как будто "шлепанье" Александра Степановича - невесть какая радость.
– Шлепаем, шлепаем, - вторит ему Александр Степанович.
– Нога за ногу задеваем!..
– Целый год по заграницам странствовали! Воображаю, чего насмотрелись!
– Да, - скромно подтверждает Александр Степанович.
– Кое-что видел. И кое-кого... Сейчас, впрочем, главная сенсация - пересмотр дела Дрейфуса. Вся Франция - да и весь остальной мир!
– кипит, как огромный котел на огне!
– Нам-то, надеюсь, подробно расскажете?
Вот в этот самый момент, когда я навостриваю уши, - сейчас Александр Степанович начнет рассказывать!
– в комнату входят новые люди. Это студент Матвей Фейгель, брат моей подруги Мани, и старая Вера Матвеевна, которую все в городе называют "слепой учительницей" (она слепая на оба глаза).
– Вот, - обращается Александр Степанович к вновь пришедшим, - Яков Ефимович просит меня рассказать о загранице, о деле Дрейфуса...
– Ну, значит, мы пришли в самый раз!
– говорит Вера Матвеевна.
– Чудно-чудно-чудно!
– хлопает в ладоши Матвей.
Он вообще необыкновенно радостный юноша, и "чудно-чудно-чудно" чуть ли не любимое у него слово.
Тут разговор начинается, собственно, о том, что Александр Степанович не просто расскажет, но сделает подробный доклад "о загранице". И не только нам, маленькой кучке его ближайших друзей, но и более широкому кругу слушателей. К этой деловой беседе привлекается и мама. Обсуждают в подробностях, как это сделать, когда, где, перед какими слушателями, а главное: как это осуществить? Ведь публичной лекции на такую тему - да еще кому? Александру Степановичу Ветлугину!
– полиция не разрешит.