Весна сменяет зиму
Шрифт:
– Не знаю и знать не хочу, он хуже врага. Он предал нашу фамилию. – голос Мурзана задрожал, и было видно как неприятна ему эта тема. – Я последний раз видел его на второй день войны, он был, как всегда озлоблен на меня, прыскал и пытался читать морали. Щенок. Думает, что знает, как правильно жить и править в свои не полные три десятка. Мы с ним разругались, и я пообещал его отправить на восток с глаз по дальше, что бы больше никогда его не видеть. Он попросился покинуть страну, сказал, что не в силах терпеть всё, что я творю.
Мурзан скривил лицо и показал наглядно, как сильно хотел бы его удушить в младенчестве своего нелюбимого сына.
– И ты ему разрешил?
– Да, я ему разрешил. – сказал Мурзан и тяжело вздохнул. Его это сильно волновало.
– Куда он уехал?
– Я дал добро на Ангилию. Там достаточно наших агентов. Они присматривают за ним, как могут. Партер знает своё дело. По последним данным он устроился, в какую-то газету редактором, сменил имя и фамилию. Так, что я его теперь даже сыном не считаю. Будь он проклят и будь проклят тот день, когда мы с твоей матерью задуматься решили о втором ребёнке. Лучше бы родилась дочь. Плевать на предателя. Ты лучше расскажи как там мой любимец?
– Ты про Мурзана младшего? – спросил Маунд, прекрасно зная про кого, говорил отец.
– Ну не про тебя же! Дубина. – повеселев ответил он.
– Да ты, наверное, даже лучше меня знаешь как он. Я их давно не видел. Я скучаю по ним. Они мне напоминают жену, в их лицах и голосах я вижу и слышу её. Как же мне её не хватает. А Мурзан молодец, учиться на отлично. Умным будет, не то, что его отец.
– Отец у него, что надо. Поискать ещё таких. – тут же оборвал его Мурзан и плеснул ещё водки.
– Если я ещё выпью, я усну. Прям здесь на кресле буду дрыхнуть. А ты пей дальше.
– Ты знаешь, как солдаты наши бодрость поддерживают на фронте?
– Пьют этот сраный рикетол?
– Почему же сраный? Это так-то достижение наших учёных биологов. Они синтезировали состав рикетола больше трёх лет! Это целое достижение. А ты называешь труд тысяч людей сраным! Благодаря ему наши солдаты могут перебороть сон.
– И получить от него зависимость. – подытожил Маунд и протяжно зевнул.
– Мы в жизни много от чего зависим. И таблетки для бодрости это не самое страшное.
Маунд всё равно отказался от ещё одной стопки и отодвинул её в сторону. А отец тем временем накатил очередную и заметно окосел от алкоголя на пустой желудок. Посидев пару минут в тишине Мурзан спросил то, ради чего пришёл.
– Ты не держишь на меня зла за Берк?
– В смысле? – протяжным, сонным голосом переспросил Маунд.
– Я в том смысле, что, не держишь ли ты на меня зла из-за того, что я назначил тебя руководить Беркской операцией?
– Ну как тебе сказать, отец. С одной стороны я считаю, что достоин, руководить операциями на главном фронте, гетерском. А эта операция в Берке имеет региональное значение, и вряд ли я заработаю славы и почёта, покоряя слабое царство, на отшибе мировой карты. Когда как военачальники вроде Тармы будут бить врага на направлении главного удара. С другой стороны я же сам ляпнул про этот проклятый Берк, да и как я могу противоречить тебе. Голова в нашей стране ты. Я лишь рука, выполняющая приказы. Хотя лично я бы предпочёл руководить на гетерском направлении. – чуть взбодрившись, сказал он и потянулся в кресле.
Мурзан опрокинул ещё одну рюмку и поднялся с дивана, слегка покачиваясь, подошёл к большой карте мира, что висела на стене кабинета.
– Вот смотри, сын, на карту. Видишь мурино-гетерскую границу? Сколько от этой границы до Фавии? Правильно, почти 1500 километров. Как ты думаешь сколько нужно Фавии и её союзникам для полной мобилизации своей армии? Да пару месяцев, как не больше. А пока основные силы медивов не подтянуться к фронту, я спокоен. Гетерцы сломлены и не способны к наступательным действиям. В борьбе с ними в данном времени я могу довериться генералам и похуже тебя. Даже таким как Тарма. А ты, сын мой, способен сплотить и организовать мурино-ульянский корпус и моментально вывести из войны Беркское царство. В тебе я уверен, что ты не будешь катать вату, и сломишь врага в короткий срок, когда как другие могут увязнуть в этой маленькой войне и создать у нас под боком угрозу, что будет сковывать наши действия на основном фронте.
Мурзан активно жестикулировал у карты, показывая наглядно, как силы его сына сомнут беркцев.
– И когда ты расправишься с угрозой с юга, дав понять ульянским лежебокам, что мы в котивском союзе ум и сила, тогда, сын мой, ты вернёшься на гетерский фронт. Но не каким-нибудь командиром южного фронта или северного, а главным. Ты поведёшь все силы котивской нации на запад, за тобой пойдут все. И Тарма с ему подобными, будет под твоим началом. Мне нужен приемник, тот, кто не развалит и не посрамит мои победы и достижения. Тот кто поведёт котивскую нацию вперёд, после того как меня не станет. Но это потом. А пока ты должен покорить Берк. Я в тебе уверен. А ты?
Маунд не ожидал услышать таких слов от отца. Грядущие перспективы взбодрили его мозг, а в тело вернулась бодрость, словно подействовала таблетка рикетола. Он налил себе водки и обратился к родителю.
– Каковы будут мои полномочия в Беркской операции?
– Безграничные. Семьсот тысяч солдат, вся армия Ульяна и сто тысяч наших. Весь южноморский флот и авиация. Выше тебя, буду лишь я. Пусть это будет репетиция молниеносной войны на западе. И помни, мне нужна лишь победа. Можешь оставить на месте этого царства пепелище, пустыню. Но добудь мне молниеносную победу. И тогда ты сможешь стать вторым человеком в Муринии.
– А позволительно ли уничтожать целое царство ради амбиций стать правителем, отец? – спросил Маунд и выпил.
– Не смотри так мелко. Смотри глубже! Что такое для мира с его миллиардами жителей, какое-то царство? Что мир потеряет, если на его месте будет пустыня? Ничего. К тому же люди редко понимают язык дипломатии, дипломатию придумали импотенты. Тысячелетиями мир строился на принципе силы, ума и хитрости. В древние времена наши предки, захватив город, сжигали его и вырезали всё мужское население. И такой город вырастал вновь уже обновленным, не способный к сопротивлению. А, что бывало, когда правители древности поступали иначе? Они оставляли очаг будущего сопротивления. Так и сейчас. Мы должны показать беркцам силу, дабы они поняли, что нам можно лишь подчиниться. Будь я дипломатом, Маунд, я бы сгинул ещё в первую Катаканскую войну. А я не дипломат, я лидер, вождь, воин. Таким же должен быть и ты.