Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

Романов Борис Николаевич

Учителя гимназии сами выбирали как и чему учить, главное: раскрыть таланты учеников. А к ним в гимназии относились строго и справедливо. Поэтому, когда их наказывали, ни обид, ни слез не было. Распространенная в классических гимназиях зубрежка не признавалась. Обязательных экзаменов не существовало. Увлеченность творчеством и учителей, и учеников, в основном детей московской интеллигенции, делала особенной обстановку в этой школе. Поэтому она была так дорога, памятна всем выпускникам, сохранявшим связь друге другом десятилетиями. В "Розе Мира" страницы, посвященные воспитанию человека облагороженного образа, и записи по педагогике, которые делались в тюрьме в черновых тетрадях, конечно, связаны с воспоминаниями о родной школе. И не на одного Андреева школьные учителя оказали такое влияние. Память о "необычной" школе, признавался Колмогоров, "стала

одной из идей, которые постоянно носились передо мной —<…>сосредоточиться на деятельности руководства идеальной, в каком-то смысле, школой" [52] . Такую школу, математическую, он, в отличие от поэта, создал.

52

Цит. по: Явление чрезвычайное: Книга о Колмогорове. М.: Фазис; Мирос, 1999. С. 185.

Вот одна из школьных шалостей Даниила, которого одноклассники называли "королем игр" за то, что "он в любую игру вкладывал все воображение, способность к полной самоотдаче" [53] . Это рассказ с его слов: "Как-то ребята страстно заспорили о том, сколько груза поднимут воздушные шарики, и решили это проверить. Сложив деньги, выданные родителями на завтраки, они купили связку воздушных шаров и привязали к ним маленькую дворовую собачку. Спор-то шел всего — навсего о том, приподнимут шары песика или нет. Каково же было изумление ребят, их восторг и страх за бедное животное, когда шарики подняли собаку на высоту второго этажа и она с громким лаем понеслась вдоль переулка, задевая по дороге окна" [54] .

53

ПНР. С. 44.

54

Там же.

Страницы детских тетрадей Д. Л. Андреева

В гимназию Даниил ходил пешком. Был он смуглолицым, длинноносым, и случалось, что встречная ватага арбатских мальчишек в переулке останавливала его и, обзывая "жиденком", требовала показать крест. Креста он не показывал, а, отстаивая честь, дрался.

В детской тетради Даниила есть рассказ в карикатурах "Гимназия. Несчастный день", построенный по всем законам драматургии. Он из одиннадцати карикатур: "Я опаздываю на урок", "Я рассердил учительницу: — Потрудитесь, Андреев, покинуть класс!", "Я выгнан, я грущу", "На перемене я весел, скачу, играю", "Я играю с Левой Субботиным в салазки", "Я неоднократно падаю… Вдруг в дверях грозная В<ера>Ф<едоровна>!!!", "В<ера>Ф<едоровна>читает нотацию и оставляет до 4 часов; я от страха влез под парту!", "Не унывая, я и Лева деремся…", "В дверях божественная Е<вгения>А<льбертовна>", "Вон, вон из гимназии!!! Никогда сюда не приходите", "Да! меня выключили! срам, позор! Я плачу…"

Трудные и голодные времена сплачивали и учителей, и учеников. Учившийся в одном классе с Ивашевым — Мусатовым, будущим другом Даниила, и окончивший школу чуть раньше профессор Богоров, ставший крупным гидробиологом, вспоминал: "Первые годы революции Наркомзем стал снабжать школы продуктами. Все было на самообслуживании. Мы, ученики, отправлялись с детскими санками на Чистые пруды. Там нам выдавали сухой компот. На других складах по ордерам выдавали другие продукты.

Погрузив компот в мешки на санки, мы катились от Сретенских ворот к Трубной площади" [55] . Затем учащиеся голосованием выбирали "куховаров", и, конечно, каждая ложка каши, каждый стакан компота были на счету.

55

Канн С. И., Богоров Г. В., БогоровЛ. В. Вениамин Григорьевич Богоров. М.: Наука, 1989. С. 9–10.

В те революционные времена в педагогический совет входили школьники, и Даниил был его членом. В его тетрадях есть несколько списков одноклассников.

Фамилии в них меняются, революционные вихри, проносясь по арбатским переулкам, уносят одни семьи, приносят другие. Среди тех, чьи фамилии повторяются, друзья Даниила. С ними он оставался дружен до последних дней. В Воротниковском переулке жил Алексей Шелякин, будущий "одноделец". Он вспоминал, как приходила к ним в дом Таня Оловянишникова: "Мой отец говорил… к тебе пришел Ангел. И действительно, Таня тех лет походила на Ангела. Прекрасное лицо — доброе и открытое".

В детской тетради, где Даниил ставил отметки девочкам класса и не был щедр, выше тройки никому, кроме одной избранницы — Гали Русаковой, ей — пять с плюсом. В записке к Тане Оловянишниковой он признавался, что Галю "любит безумно", и спрашивал: "Ты обратила внимание, какие у нее глаза, особенно когда она танцует вальс?" Также безнадежно в Галю были влюблены его друзья Попов и Шелякин.

10. Планета Юнона и йог Рамачарака

Все выдумывавшееся Даниилом в детстве приходило оттуда, откуда потом пришли и другие его сочинения. В его детских тетрадях можно найти прообразы и начало всех его книг. Выдумывая, он прислушивался к необъяснимо возникающим в нем звукам.

Играя мальчиком у тополя — титана, Планету выдумал я раз для детворы, И прозвище ей дал, гордясь, — Орлионтана: Я слышал в звуке том мощь гор, даль рек, — миры, Откуда, волей чьей созвучье то возникло? Ребенок знать не мог, что так зовется край Гигантов блещущих, существ иного цикла, Чья плоть — громады Анд, Урал и Гималай, —

так Даниил Андреев описывал свое детское сочинительство, видя в нем неосознанные прорывы в иные миры.

О врожденном чувстве слова, не просто поэтическом, а каком-то мистическом ощущении его звучания говорит детская история со словом "валь". Она рассказана со слов самого поэта его вдовой: "Дамы в те годы носили на шляпках вуали. Даня упорно, не слушая замечаний старших, говорил не "вуаль", а "валь". И только вечером в постельке, обняв белого плюшевого медвежонка, погибшего при нашем аресте в 1947 году, мальчик восторженно и тихо шептал: "В — у–аль…" Это слово было таким красивым, что его нельзя было произносить вслух на людях" [56] . Вспоминая эту историю, он сам говорил о том, что слово для него "в запредельные страны музыкой уводящие звуки".

56

ПНР. С. 25.

Первоеегосочинение, сохранившеесявдетскойтетради, — история страны "Мышинии". В нем автор создал нечто вроде летописной хроники двух правящих династий — "Урасовской" и "Климской". Разделенное на параграфы и повествующее о войнах, междуусобицах и смутах, о характерах сменяющих друг друга на престоле властителей, оно говорит о знакомстве юного писателя с тогдашним "Учебником русской истории" профессора Платонова. Вполне возможно, что он и начал свою хронику после первых уроков истории в гимназии. В детски наивном, но остроумном тексте описано около сорока царствований, и можно только удивляться изобретательности историка "Мышинии". Вот некоторые параграфы этого сочинения:

"§ 2. Пи I Котогуб. Но зря плачут мыши по Урасе, есть сын: Пи Иждыгарович I. Вот он вступил на престол и шелковым платком вытер слезы старым придворным. И задумал Пи погубить кота, заклятого врага мышиного. Собрал большую рать и двинулся. Тихо подкрался он [к] коту спящему и ловким движением задвинул хвост Кошачий в щелку… Мяучит Кошка, а мыши давай Бог ноги. Прославился этим подвигом Пи I и дали ему название "Котогуб"".

"§ 21. Урас VII Святой. Долго не хотели мыши брать в цари сына Сера IV Ураса VII, но делать было нечего. Урас был язычник. Он поехал путешествовать, а правление передал своей матери Морщинке I. Он поплыл в Крысию, где исповедовали Христианство. Урасу понравилась эта вера, и он принял ее, причем получил имя Крыс. Мать его была этому очень рада, а мышиная церковь причислила его к святым. Скончался он в 1477 году.