Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
— Перестань нести чушь, — брезгливо сказал Мак-Лауд, и малопонятные речи Хайме тут же оборвались, словно молодой человек разучился говорить или ему заткнули рот. — Ничего толкового, похоже, от тебя не добиться, потому сделаем проще — я буду спрашивать, а ты отвечать. Если, конечно, не хочешь и дальше оставаться маленькой перепуганной крысой из мокрого подвала, которая не решается пищать, даже когда ей оттяптывают хвост.
Хайме дёрнулся, словно от удара, но промолчал. Луна поднималась всё выше, заливая площадку неясным голубоватым светом. Забранные в железные решётки факелы трепетали на нескончаемом ветру, мотая оранжево-чёрными гривами. Звучавшие в тишине голоса вдруг показались Гаю нестерпимо громкими, хотя Дугал и
— Откуда твой отец узнал, что мы приедем и привезём бумаги?
— Рамон сказал, — ответил Хайме, и, точно испугавшись, добавил: — Ему пришло письмо — с голубем. Он уехал на праздники в Тулузу, вернулся с вашей женщиной и стал ждать. Говорил: «Они явятся за своей подружкой».
— Почему мессиру Бертрану так нужны эти документы?
— В них — власть. Она притягивает его. И Рамона тоже.
— Зачем? У вас без того есть владения, и немаленькие…
— Они хотят власть только для себя. И чтобы никого над ними. Ни короля, ни бога. Больше ничего не знаю. Они убьют меня, если я расскажу. Им всё равно, они никого не боятся. Тьерри мог бы разубедить их, но ему ни до чего нет дела.
— Ты можешь рассказать, что они задумали?
— Нет, — Хайме замотал головой — испуганно и непреклонно.
— Не знаешь или боишься?
— Боюсь, — честно признался молодой человек. — Я думал — может, уговорю вас уехать, и сам сбегу. Не могу я больше здесь. В Тулузе собирают отряд из молодых рыцарей, в конце месяца они спустятся по Гаронне к побережью и поплывут к Иерусалиму, я хотел уйти с ними. Но наступает новый день, я говорю себе — сделаю завтра, а завтра никогда не наступает… Пожалуйста, уезжайте. Без вас и ваших бумаг отец и Рамон не рискнут начать действовать. Может, они задумаются и отложат всё, — он умоляюще посмотрел на Мак-Лауда («Снизу вверх, — удивлённо отметил Гай. — Как такое может быть? Дугал ведь сидит, а Хайме стоит»). — Пройдёт время, всё изменится. Но сейчас… Для них всё слишком удачно складывается. Иногда я думаю — может, это дело рук их покровителя… — не договорив, он захлопнул рот с такой силой, что лязгнули челюсти.
— Какого покровителя? — обмолвке не удалось проскочить незамеченной. — Кто помогает твоим сородичам? Где находятся эти люди? Здесь, или в Тулузе, или ещё где-то?
Молчащий Хайме пристально разглядывал змеящиеся трещины на серо-желтоватых плитах у себя под ногами. Наконец, он еле слышно попросил:
— Я хочу вернуться обратно.
— Никто тебя не держит, — Мак-Лауд рывком поднялся на ноги. — Беги, только не думай убежать от самого себя. Твои сородичи не настолько всесильны, как ты думаешь. За пределами вашего Редэ о них никто и не слышал. Если ты полагаешь, что должен их остановить — ради них самих — то решись, наконец! Никто не станет делать это за тебя.
— Мне… мне надо подумать, — медленно проговорил младший из сыновей мессира Бертрана.
— Так думай поскорее, — зло бросил Дугал. — Мы не собираемся околачиваться тут до скончания времён, поджидая, когда ты изволишь собраться с духом. Если ничего не надумаешь до завтра — что ж, оставайся при своих секретах. Но имей в виду — мы могли бы помочь тебе.
— Завтра, — как заворожённый, повторил Хайме и уже твёрже добавил: — Хорошо, пусть будет завтра.
Он обошёл стоявшего у него на дороге шотландца, намереваясь подняться вверх по лестнице на галерею, и тут Гая внезапно посетила внезапная,
— Мессир Хайме, вам доводилось слышать такое название — lapis exillis? Ходят слухи, будто сей предмет хранится в вашем замке.
Хайме обернулся — не оглянулся через плечо, а развернулся на громко скрипнувших каблуках — и несколько мгновений внимательно изучал ноттингамца, точно не мог понять, откуда здесь взялся этот человек и о чём его спрашивает. Затем растерянно развёл руками:
— Lapis exillis — предание, не имеющее под собой никакой основы. Полагаю, если вещь, о которой вы говорите, и обретается на грешной земле, то наверняка не в таком проклятом месте, как Ренн. Сходите к хранителю нашей библиотеки, он собирает местные легенды и сможет рассказать вам больше, нежели я.
Он постоял, ожидая новых вопросов, и, не дождавшись, скрылся в темноте. Гай слышал стук его шагов вверх по ступенькам, и мельком подумал — зачем, собственно, Хайме понадобилось идти туда, если он горел желанием вернуться в зал? Разве что ему известен другой вход.
— Приехали, — разочарованно протянул сэр Гисборн. — Одни говорят: идите и посмотрите своим глазами, другие — нет такого и никогда не было. Кому поверим?
— Никому, — Мак-Лауд предвкушающе ухмыльнулся. — Завтра этот красавчик всё нам выложит. Будет разливаться, как птаха соловей по весне.
— Зря ты с ним так, — упрекнул напарника Гай.
— Интересно получается! — возмутился шотландец. — Он предлагал нам бросить Френсиса и Изабель в настоящей змеиной яме, а самим сбежать, и я ещё должен относится к этому маленькому плаксивому ничтожеству с уважением?
— Ты мог просто разговаривать с ним повежливее, — твёрдо сказал сэр Гисборн. — В конце концов, он сам изъявил желание встретиться с нами…
— И мне пришлось едва ли не выкручивать ему руки, чтобы он заговорил, — презрительно фыркнул Мак-Лауд. — Правда, под конец он брякнул одно полезное словечко.
— Библиотека, — кивнул Гай. — Тогда нам понадобится мессир Франческо — в отличие от нас с тобой, он вроде неплохо разбирается в книгах. Вдруг «Lapis exillis» — название рукописи?
— Всё может быть, — Дугал отступил на несколько шагов и, прищурившись, всмотрелся в слабо разгоняемую отсветами факелов полутьму на галерее. — Слушай, что-то мне неспокойно. Я поднимусь наверх, а ты подожди здесь, ладно?
— Хорошо, — недоумённо согласился сэр Гисборн, привыкший за время пути доверять чутью компаньона. Шотландец затопал по ступенькам, успев одолеть половину пролёта, когда на перила рывком навалилось нечто тёмное. Загадочный предмет (Гай вскинул голову, чтобы рассмотреть его, и от резкого движения в затылке отчётливо хрустнуло) два или три удара сердца раскачивался, точно заваливающийся набок мешок с мукой, затем с булькающим звуком полетел вниз. Послышался неприятный чавкающий удар, словно с большой высоты уронили корзину с яйцами. Гаю не понадобилось много времени, чтобы узнать этот звук — так разбивается о камни человеческое тело.
Он и Мак-Лауд успели к незнакомцу одновременно. Им не пришлось его переворачивать и ломать головы над вопросом «Кто это?». Перед ними лежал их недавний собеседник, Хайме де Транкавель, с начинающим стекленеть взглядом и глоткой, перерезанной от уха до уха. В лунном свете кровь, толчками вытекающая из глубокой и узкой раны, казалась чёрной и блестящей, как некий драгоценный камень.
Гай судорожно сглотнул — его не пугало зрелище смерти, но всегда ужасало, с какой лёгкостью можно лишить человека жизни. Вдобавок он ещё помнил звук голоса Хайме, его отчаянное стремление сохранить верность семье и недоверие к чужеземцам, и, может быть, первое самостоятельное принятое решение, которое он не смог осуществить…