Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

Мартьянов Андрей Леонидович

— Боишься?

— Чего? — округлил глаза Гунтер. Он и вправду боялся.

— Тебе совершенно не следует беспокоиться. Я никому не скажу. А ты приходи как-нибудь вечерком — поговорим, побеседуем. Приходите вдвоём.

Гунтер внимательно посмотрел в глаза старого священника. Одна доброта и ничего больше. Ещё, может быть, сострадание. Нет, отец Колумбан не продаст… Костёр отменяется.

— Придём, — кивнул Гунтер. — сэр Мишель-то дорогу знает?

— Зна-ает, — махнул рукой отшельник. — Да тут у любого спроси — сразу укажут.

Отец Колумбан наклонился к уху германца, неожиданно подмигнул и хрипло прошептал:

— Ты первым делом одёжку-то поменяй. А то вырядился не по-нашему совсем. Меньше замечать будут.

Отшельник

потрепал Гунтера по плечу, ухмыльнулся в бороду и, крепко взяв за локоть настороженно-мрачного сэра Мишеля, повёл его по огибающей холм дороге к южной части замка, к воротам. Гунтер, вздохнув, поплёлся вслед. У него осталось странное впечатление, что отец Колумбан не слишком-то удивился и ужаснулся рассказу сэра Мишеля о явлении Лорда и беседе с ним. Впрочем, если судить по поведению рыцаря, то и он не слишком растерян — за всё утро, начиная от купания в лесном овражке рыцарь ни единым словом не обмолвился о ночном госте, хотя Гунтер предполагал, что насквозь пропитанное суеверием сознание человека из двенадцатого века должно быть серьёзно травмировано подобным событием. Или сэр Мишель просто предпочитает не поминать всуе имя Князя Ночи?

Гунтер по себе знал, что неприятные, а то и попросту страшные мысли легче отогнать, заместить их другими, избежать. Наверняка ведь сэр Мишель до настоящего времени насмерть перепуган.

Но вот старый священник… Подозрение о том, что отец Колумбан или немного знает о случившемся вчера Событии или догадывается, что Гунтер не просто «не здешний» а вообще не должен существовать, германца не оставляло. Шестое, так сказать, чувство…

Гунтер тотчас поймал себя на мысли, что был не прав, сравнив замок Фармер с гробом. Да, мрачноват, да, тяжёл — впечатление тяжести особенно усиливалось когда проходили возле каменистого откоса холма, из гребня которого вырастали тёмные серо-коричневые стены — нависла над тобой эдакая громадина и мнится, будто камень вот-вот обрушится, покатится с обрыва неостановимой лавиной, придавит трёх беззащитных перед такой мощью людей. А замок-то на самом деле совсем небольшой: Гунтер на глаз прикинул размеры и счёл, что каждая сторона квадратной стены не больше семидесяти метров, а единственная башня, встроенная в северную стену — поднимается от основания до оконечья крыши всего метров на пятнадцать. Архитектурных излишеств, конечно, никаких. Всё просто, грубовато, но добротно и крепко. Очень напоминает квадратную шляпную картонку, разве что очень большую и сделанную из булыжников. Вот интересно, внутри там каково? Посмотрим, посмотрим… Если, правда, барон де Фармер не прикажет тотчас гнать в шею нежданных гостей.

Дорога резко повернула налево и начала подниматься на холм. На этой стороне склона деревья были когда-то вырублены, и образовалась довольно обширная лужайка. Сейчас здесь бродило полтора десятка овец, за которыми никто не присматривал, кроме разве что, громадного серого пса с обрезанными ушами, возлежавшего в позе сфинкса у самого края колеи, в запылённой траве. Пёс проводил прохожих серьёзным взглядом, чуть пригнув шею к траве, но не шелохнулся — люди вели себя тихо, на овец не покушались. Однако Гунтер расслышал как в необъятной груди волкодава родился и моментально затих низкий грозный рык. Связываться с собачкой точно не стоило…

«Если папаша моего рыцаря прикажет спустить на нас свору таких мопсиков, — мелькнула у германца идиотская мысль, — пожалуй, даже автоматом не отобьёшься.»

Но сэр Мишель, видимо, поняв — чему быть того не миновать, с вызывающим и одновременно смущённым выражением лица топал к воротам вслед за святым отцом. Холщовая ряса отшельника развевалась под ветерком, а сам он лукаво улыбался, надо полагать в предвкушении беседы с бароном Александром.

Сперва Гунтер решил, что ворота не охраняются. Одна из створок была закрыта, вторая же лишь слегка отворена, но в проход был достаточно широк для того, чтобы человек мог войти внутрь. Ворота были невысоки, так, что всаднику следовало бы пригибать голову, чтобы не расшибиться о камень арки. Гунтер со знанием дела отметил, что держать оборону ворот в случае нападения будет непросто. Ни тебе бойниц рядом со створками, ни надвратных башенок, удобных для лучников и стрельбы из арбалета. Просто стена с корявыми неровными зубцами.

Когда подошли совсем близко, стало видно, что над самой аркой прибит потускневший от времени, ветра и дождей деревянный раскрашенный щит с гербом барона — красно-сине-жёлтыми косыми полосами. Больше никаких изображений на щите не было. Гунтер хотел было спросить рыцаря, отчего герб настолько прост, но отец Колумбан уже стукнул пару раз кулаком в окованную проржавелыми железными полосами створку и громко воззвал:

— Pax vobiscum! [6] Есть ли кто живой, чтобы встретить мирного служителя Господа и его благородных спутников?

6

Мир вам! (лат.)

Сэр Мишель насупился, а Гунтер неизвестно зачем перебросил автомат на грудь. Как ни странно, но ощущение холодного железа под пальцами придавало ему лишней уверенности.

Некоторое время за воротами слышалась возня, потом в щель меж створками выскочила грязно-белая курица, и сразу раздался хриплый мужской голос:

— И тебе мир, святой отец, рад тебя видеть! А хозяин и подавно счастлив будет. Ворота приоткрылись чуть шире и наружу вышел невысокий светловолосый человек лет тридцати пяти, чем-то похожий на сэра Мишеля. Только у привратника волосы были коротко обрезаны, а густейшим желтоватым усам мог позавидовать самый отпетый щёголь. Кольчуги и прочих военных атрибутов на нём не было, одежда простая, кожаная и потёртая, лишь у пояса здоровенный тесак в ножнах. Светлые глаза стража смотрели серьёзно, но без настороженности — отшельника в Фармере знали все, лишь когда взгляд скользнул по сэру Мишелю и его спутнику, привратник слегка нахмурился, но не позволил себе показать удивление или недовольство.

— Здравствуй, Эрик, — сказал сэр Мишель, — поди доложи батюшке о нашем приходе.

Страж по имени Эрик сдвинул брови ещё сильнее, так, что они сошлись в единую дугу над переносицей, и вопросительно посмотрел на отца Колумбана.

— Иди, иди! — ободрил его отшельник, махнув рукой.

Эрик ни говоря ни слова развернулся и исчез за воротами.

— Хам какой, — пробормотал сэр Мишель, — даже не поздоровался. Распустились тут без меня…

— Нам пока подождать? — с надеждой спросил Гунтер у отца Колумбана, но отшельник помотал головой и категорично произнёс:

— Ещё чего! Чтобы мне, старому человеку, вместе со старшим сыном барона, которому принадлежит этот дом, ждать под дверью, подобно нищим бродягам выпрашивающим милостыню? Идёмте, дорогие мои.

Сэр Мишель издал невнятный звук, который Гунтер расценил как стон, и шагнул вслед за отцом Колумбаном. Германец счёл, что ему сейчас лучше прикрывать тылы и оттого держался за спиной рыцаря. Видение оскаленных пастей сторожевых псов барона Фармера по прежнему не оставляло его.

* * *

Это было сильное место. Наверняка сами обитатели замка Фармер не замечали того, что живут они в таком замечательной точке. Лишь снаружи замок казался враждебным, угрюмо склоняющимся над непрошеными гостями, как бы спрашивая их — уверены ли они, что здесь их ждут и стоит ли им входить за стены? Так и некоторые люди: мрачны, неприветливы с виду, охраняя сокровища своей души от бесцеремонных вторжений, но, поверив в чистоту твоих намерений, сбрасывают хмурую маску, приглашая тебя в свой мир.