Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— А вас, ваше величество, — вполголоса и довольно язвительно буркнул де Борн, — ждёт очаровательная невеста…
Началось действо, в последующих эпохах получившее наименование «торжественной части». Гости расселись по местам. В центре королевского стола, конечно же, восседал Танкред Гискар, повелитель Сицилии. С лица молодого, но уже побывавшего самых серьёзных битвах короля не сходило озабоченное выражение, даже длинный шрам на правой щеке побагровел. Надо полагать, Танкред беспокоился: всех ли гостей устроили,
Танкред оказался не только заботливым хозяином, но и дипломатом. Почётное место по правую руку занимала женщина — принцесса Беренгария Наваррская. Слева восседала самая уважаемая дама европейского материка, Элеонора Пуату. Ричарда усадили рядом с дочерью короля Санчо (всё-таки их помолвка состоялась, а значит, вскоре следует ждать свадьбы). Сразу за Элеонорой сидел лысоватый толстячок Филипп-Август — как близкие родственники, они имели право находиться рядом. Ещё стол украшали собой вдовствующая королева сицилийская Иоанна, оба кардинала и шотландский принц. Словом, никто не остался в обиде.
Далее всё пошло по наезженному сценарию. Краткая речь Танкреда, ответные спичи гостей, Беренгарию наконец-то представили Ричарду (утренний инцидент, как принцесса ни боялась, умолчали, хотя на физиономиях некоторых англичан было написано либо сочувствие принцессе, либо едва заметная насмешка). Английский король вёл себя учтиво и даже умудрился выдавить из себя какой-то неуклюжий комплимент. Взгляд Ричарда скользнул по сопровождавшему Беренгарию липовому наваррцу, но Казаков углядел в нём только безразличие.
Ричарду пришлось показать всем, что он не только монарх, но и рыцарь, верный последователь культа Прекрасной Дамы — днём гонец Элеоноры доставил ему весьма обстоятельное послание матери, возмущённой происшествием в гавани. Всё вышло бы гораздо хуже, вздумай Элеонора приехать сама и устроить сыну громкую сцену — характер у обоих был вспыльчивый, но королева всегда побеждала любимое дитя в словесных баталиях (взять хотя бы историю её приезда в Марсель, когда она целый вечер в голос орала на несговорчивого Ричарда, убеждая прогнать канцлера Лоншана и поставить на его место Годфри Клиффорда).
Беренгария сухо процедила все положенные слова, приняла, склонившись в реверансе, подарки короля — ларец с пышными византийскими побрякушками (как всегда, как всегда — масса золота, камней и безвкусия…), несколько отрезов драгоценнейшего шёлка (это могло хоть на что-то сгодиться) и ещё один презент, при виде которого Казаков раскрыл рот, а все находившиеся в трапезной зале дамы начали втихомолку завидовать Беренгарии. В клетке из серебряных прутьев на бархатной подушке свернулась самая обыкновенная, ничем не примечательная рыжая желтоглазая кошка, каких в веке двадцатом можно набрать на любой помойке двенадцать на дюжину.
Кот — загадочный египетский зверь — был в Европе невероятно редок и столь же немыслимо дорог. Дворянки содержали дома в качестве милых пушистых любимцев самую разную живность — хорьков, ласок, собачек, маленьких ланей, белок. Те, что побогаче, могли позволить себе приобрести обезьянку или яркую птичку. Кошка считалась безумной роскошью, покупали их в Александрии у сарацин за огромные деньги, а содержатель пары мог сделать состояние на котятах. Так что завсегдатаи свалок, подвалов и мусорных бачков далёкого будущего ныне являлись символом королевского престижа. Подобным щедрым жестом Ричард вполне заслужил частичное прощение, но наваррская принцесса никогда и ничего не забывала.
К рыжей кошке прилагались, как уже упомянуто, клетка, мягкий кожаный ошейник и серебряная цепочка-поводок, так что Беренгария немедля извлекла прибывшую из Египетского султаната тварь из заточения и посадила на стол. Шкодливый независимый зверь дёрнул хвостом и отправился пробовать все имеющиеся блюда. Плевать ему было на королей или принцесс.
Разносили жаркое и прочие вкусности, Казакову пришлось подливать вино в кубок Беренгарии (неизвестно, сколько положено наливать даме, и он выбрал простейшее решение — наполнять тяжеленный золотой бокал до половины), а также иногда бегать за котом, который порывался удрать со стола в зал. Господин оруженосец ощущал себя законченным кретином, хотя его напряжённые эволюции никого не интересовали — с точки зрения гостей, ничего особенного не происходило.
Интересности начались, когда возгласы и смешки стали громче, голоса утратили твёрдость, а винные запасы Танкреда были истреблены почти наполовину — если угодно, банкет перешёл в неофициальную стадию. Вначале собравшихся развлекали как местные, так и привезённые с собой гостями уродцы и карлики — громовой хохот вызвала инсценировка рыцарского турнира, когда лилипуты, устроившись на спинах больших собак, похожих на мастифов, колбасили друг друга тростинками и набитыми соломой длинными матерчатыми валиками. Торжественно избрали королеву турнира, наибезобразнейшую карлицу, вполне подошедшую бы Иеронимусу Босху в качестве натурщицы, посадили её в обвешанный парчой и лентами паланкин, сделали круг почёта по залу и унесли прочь. Казакова начало слегка подташнивать — зрелище было редкостно непривычное и уродливое, становилось непонятно, как нормальные люди могут над этим смеяться?
Далее стало поприличнее: появились мавританские танцовщицы, фокусники и выдыхатели огня, ничем не отличавшиеся от своих коллег в позднейших эпохах. И, наконец, распорядитель из сицилийцев объявил, что можно приступать к танцам. Кто ещё держался на ногах, отправился из-за стола в середину зала. Сидевший на хорах оркестрик заиграл медленные, но красивые мелодии, первые пары сошлись… Выглядело однообразно, но эффектно — две длинных шеренги, справа женщины, слева мужчины. Встретились, церемонно поклонились, повернулись, разошлись в стороны, потом снова…
— Не составите ли мне пару? — Ричард соизволил обратить внимание на принцессу, Беренгария вздрогнула и ответила утончённо чёрствым голосом:
— Извольте, мессир жених мой.
Казаков уловил настолько недвусмысленный взгляд Элеоноры, что схватил поганого котяру за шиворот, бесцеремонно затолкал возмущённо мяукающий подарочек в клетку, дабы не смылся окончательно (расплачивайся потом, жизни не хватит!) и тенью отправился вслед царственным обручённым. Беренгария сделала несколько фигур с королём и вдруг, весьма натурально побледнев, заявила Ричарду, что у неё разболелась голова и она больше не хочет танцевать. Это услышали все, кто находился рядом, но Ричард не унывал — место принцессы с удовольствием заняла бы любая другая дама. Впрочем, к королю моментально подбежал Бертран де Борн, и они отправились в уголок — беседовать о поэзии, надо полагать.