Вестники времен
Шрифт:
Гунтер никогда бы не поверил, что эта улыбчивая старушенция, разглагольствующая о прекрасном прошлом и наряженная, будто первая придворная вертихвостка, является самым крупным политиком нынешнего времени. Что именно ее хрупкие пальчики сжимают веревочки, заставляющие плясать под дудку Элеоноры Аквитанской герцогов и королей. Что Элеонора самостоятельно (хотя, разумеется, чужими руками) сбросила всемогущего канцлера де Лоншана, проделав отнюдь не в дамском, но в мужском седле длинный путь от Лондона до Марселя лишь для того, чтобы уговорить сына
Обманчива внешность. А исторические хроники, которые Гунтер читал еще в Германии, обманчивы куда более. Впрочем, там никогда не приводилось подробное внешнее описание королевы. Говорилось только, что Элеонора была «божественно красива».
Если так, то с этой розовощекой мадам следует блюсти изряднейшую осмотрительность. Наиболее опасные люди отнюдь не выглядят опереточными злодеями с пиратской повязкой на глазу, волчьей пастью и бутылкой отравы под мышкой.
…Мишель, хоть его и предупреждали, незамедлительно бухнулся на правое колено, оруженосцы среагировали секундой позднее.
Элеонора в притворном отчаянии всплеснула руками:
— Молодые господа, что ж вы делаете! Поднимитесь, поднимитесь тотчас! Беренгария мне сказала, будто у вас какое-то письмо от Джона. Что он еще натворил?
Казаков ахнул, а Гунтер поперхнулся воздухом. Оказывается, смазливая красотка со взглядом, в котором тонко перемешались благородная возвышенность и тщательно скрываемая блудливость, та самая девица, которая ничтоже сумняшеся обвела вокруг пальца зловредную аббатису, и есть знаменитая дочь короля Наварры Санчо Мудрого, принцесса Беренгария. Невеста Ричарда Львиное Сердце. Вот тебе, бабушка, и день святого Ремигия.
Темноглазая Беренгария вышла в соседний покой, скорее всего, не желая мешать своей покровительнице и будущей свекрови разговаривать о делах. Элеонора же буквально за локти подняла сэра Мишеля, усадила его на жесткий стул, приказала сделать то же самое оруженосцам и налила всем вина, оправдывая свои неприличествующие королеве действия тем, что она здесь единственная взрослая женщина, способная позаботиться о молодых мужчинах.
— Вот пергамент, — сэр Мишель выудил из-за пазухи пропахший пoтом свиток с чуть осыпавшимися красными печатями и, склонив голову, вручил его Элеоноре. — Ваш царственный сын, принц Джон, еще велел передать…
— Дайте я вначале прочитаю, — мягко перебила рыцаря королева-мать и, сорвав восковые кругляши, углубилась в изучение лондонской эпистолы. Гунтер подумал, что с возрастом зрение Элеоноры не ухудшилось — она не щурит глаза и держит лист на обычном расстоянии от лица.
Перечитывала она долго, несколько раз подряд. Причем выражение на округлом лике королевы не менялось, и было непонятно, обрадована она известиями с туманного Альбиона или что-то в сообщении принца и государственного канцлера королеве не нравится. Наконец Элеонора бросила измятый свиток на стол и внимательно посмотрела на сэр Мишеля.
— Что ж, чудесно, — изрекла доброжелательная тетушка. — Конечно, действия этого мерзавца Лоншана вызвали лишний шум. Никак не думала, что столь трусливый вор, обманщик и мздоимец посмеет ослушаться короля. И еще… Шевалье, вы, как я поняла из письма, вроде бы являетесь доверенным лицом Годфри де Клиффорда? Он весьма подробно описывает ваши подвиги.
— Счастлив тем, что вызвал удовольствие у вашего величества и сумел послужить английской короне, — куртуазно-нейтрально ответил сэр Мишель.
— Сударь, будьте проще, — слегка раздраженно отмахнулась королева. — Этикет оставьте до лучших времен. Говорите, как умеете, без глупой придворной пышности. Итак, вы — шевалье Мишель де Фармер. Ваш оруженосец… — Элеонора быстро обвела глазами Гунтера и Казакова, остановив взгляд на германце. — Господин фон Райхерт, если не ошибаюсь? В письме сказано и о вас, сударь. Давным-давно у меня был любовник из Регенсбурга, вы мне его напомнили… Кто же третий?
Элеонора Пуату хитро посмотрела на Казакова. Тот попытался обороть смущение безразличием, однако не выдержал взгляда и отвел глаза. В конце концов, он впервые в жизни встретил настоящую живую королеву.
— Вы, наверное, сарацин? — осведомилась мадам у Сергея, но тотчас поняла свою ошибку. Вполне европейское лицо Казакова портили чуть широковатые скулы и самую малость узкие глаза. — Простите, если я вас обидела. Нет, нет, не представляйтесь, мне самой интересно отгадать. Англия отпадает. Германцы в большинстве своем либо светлоголовы, либо рыжие, как, например, мессир фон Райхерт. Насчет Испании не знаю, но для итальянца у вас другой тип лица. И потом, вы жутко смущаетесь, это видно. Значит, очень издалека. Фриз? Поляк? Венгр?
— Вы почти подошли к истине, ваше величество, — Казаков, напрягшись, выдал куртуазную фразу, почти не испорченную акцентом.
— Постойте! — эмоционально взмахнула руками королева. — Вы ведь христианин, не правда ли? А ну, осените себя крестным знамением!
Казаков быстро перекрестился. Тремя пальцами. И справа налево.
— Византиец! — восхищенная своей сообразительностью, воскликнула Элеонора. — Нет, не беспокойтесь, я, разумеется, католичка, но благосклонно отношусь к ромеям-схизматикам. Какая разница, мы ведь рaвно почитаем Господа нашего Иисуса Христа?
— Моя родина находится чуть севернее, — медленно сказал Сергей. — И меня очень часто путают с поляками и прочими другими чехами.
— Э-э… — протянула королева, раздумывая. — Интересная загадка. Неужели вы из русов? Моя отдаленная предшественница на троне Франции, королева Анна, дочь Ярислейва, русского герцога, происходила из ваших земель?
— Anna Jaroslavna? — несказанно поразился Казаков, удивляясь, что «эта варварская Россия» хорошо известна и в двенадцатом веке. — Да, помню, дочь князя Киева Анна вышла замуж за короля Франции Генриха I Капетинга. Кажется, полтора столетия назад.