Вестники времен
Шрифт:
Ему пришлось замолчать, потому что по залу пронесся тревожный ропот — рыцари переглядывались, покачивали головами и в то же время призывали друг друга к молчанию, чтобы поскорее услышать, что же бейлиф скажет дальше. Сэр Мишель молча смотрел на сэра Аллейна, жадно ловя каждое его слово. Наконец, один оруженосец высказал общий ответ на вопрос бейлифа:
— Милорд, к превеликому сожалению, известия из Святой Земли доходят до нас не часто. Если это возможно, объясните подробнее. Если дело настолько серьезно и все изложенное в упомянутом письме истинно, то нам будет гораздо лучше знать все обстоятельства…
Бейлиф вздохнул, прошелся вправо-влево и, видимо, решившись, снова взялся за свиток.
— Хорошо, — сказал сэр Аллейн. — Если вы, господа, считаете необходимым ознакомиться с посланием, то я его зачитаю. Мой сын служит при дворе короля Иерусалимского Гвидо Лузиньяна. Это письмо написано с ведома короля и с его одобрения. Письмо датировано четвертым июня, и только сейчас его, а также копии, доставили
Бейлиф близоруко сощурился, поднося пергамент к глазам, и начал читать:
Дорогой отец!
Я был бы счастлив сообщить, что христианские владения в Палестине процветают, а народ живет в достатке и счастье, но, к моему глубочайшему сожалению и горю всех христиан, сие не соответствует истине. Вам наверняка известно, что два года назад войско сарацин вторглось в земли Иерусалимского королевства, затем мы потерпели чудовищное поражение в великой битве при Тивериаде, а вскоре, к неизбывной скорби каждого, верящего в Крест и Господа нашего Иисуса Христа, потеряли Святой Город, захваченный султаном Саладином.
Теперь же в наших руках остались лишь несколько крепостей на побережье: маркграф Конрад Монферратский удерживает Тир, граф Раймунд по-прежнему находится в Триполисе, а король Иерусалимский Гвидо после своего освобождения из сарацинского плена и недолгого пребывания в Дамаске собрал остатки верных ему рыцарей и направился к крепости Акка, где мы все сейчас и находимся.
Что и говорить, положение христианского воинства под Аккой самое жуткое и поддерживает нас лишь вера во Спасение и истинную правоту нашего дела. Лагерь осажден сарацинами со всех сторон, очень плохо с водой и пищей, множество больных, которым невозможно оказать помощи. Безусловно, мы всеми силами пытаемся не допустить, чтобы Саладин снял осаду с города, но возможности наши на исходе и теперь христиан Святой Земли вдохновляет лишь известие о скором прибытии короля Ричарда, Филиппа Августа и императора Фридриха Барбароссы. Может быть, с их приходом в Палестину дела пойдут значительно лучше…
Ни для кого не секрет, что маркграф Конрад Монферратский, верный своему обычаю, затевает новые интриги, видимо, стараясь сохранить свое положение владыки Тира. Между прочим, дорогой отец, при его дворе объявился небезызвестный Рено де Шатильон, коего мы все почитали погибшим еще год назад. Даже ходили слухи, будто убил его сам Саладин после Тивериадского поражения. Сам я Рено Шатильонского не видел, но некоторые рыцари, прибывшие к Акке из Тира, утверждают, будто этот негодяй действительно жив и граф Конрад всецело благоволит ему.
Теперь, дорогой отец, самое неприятное. Слишком многие владетельные князья Святой Земли, к величайшему сожалению, полагают, что новый крестовый поход, созванный Святым Папой Клементом III, не принесет ничего, кроме новых поражений и потерь. Сейчас некоторые правители предпочитают держаться за то, что имеют, забыв о Иерусалиме и Гробе Господнем, пребывающих ныне в руках язычников. Думаю, тебе, отец, понятно, что срыв или отсрочка крестового похода сыграет лишь на руку этим бесчестным людям и Саладину, с которым они готовы вступить в предательское соглашение, при условии, если сарацинский сутан сохранит их земли и города в неприкосновенности. Ради спасения собственных никчемных жизней и достояния своего они готовы даже заключить союз с самой порочной и злокозненной сектой, отколовшейся от последователей пророка Мухаммеда. Не стану долго описывать все мерзости и непотребства, чинимые исмаилитами, как они себя именуют, вот уже на протяжении многих лет, но их глава, известный под прозвищем Старца Горы, полагает лучшим способом добыть власть и влияние бесчисленными убийствами противников. Для убийц-ассассинов не имеет значения, кем является их жертва — приверженцем ислама или христианином, низкорожденным или князем.
Королю Гвидо Лузиньяну доверенные люди донесли, что некий христианский владыка, замыслив сберечь свои земли и положение, встал на путь, ведущий к погибели души. Есть возможность, что указанный человек нанял одного или нескольких исмаилитов с целью не допустить прибытия в Палестину крестового воинства, а особо нашего короля Ричарда. Неизвестно, какой именно приказ дан убийцам, но мы знаем точно, что смерть Джона, принца Английского, равно как и королевы Элеоноры Пуату может надолго отвлечь Ричарда от подготавливаемого похода, вызвать смятение в стране и привести к неисчислимым бедствиям.
Король Гвидо поручил мне посоветовать вам, как бейлифу, отвечающему за нормандские порты и дороги, ведущие к ним, присматривать за проезжающими, особо обращая внимание на людей, явно побывавших в Святой Земле, не делая различий в сословиях и происхождении. Главная отличительная примета исмаилита — маленькая татуировка на предплечье слева, в виде коршуна, сидящего на полумесяце. Предупреждаю, что все до единого ассассины происхождением южане, но могут знать нужные наречия и прикидываться кем угодно.
Эти люди донельзя опасны, потому сообщение о их возможном появлении отправлены не только вам, но также в Англию, Аквитанию и Лангедок. Если удастся перехватить людей с вышеназванной приметой, король Гвидо Лузиньян советует уничтожать их без всякой жалости, как детей
Надеюсь на вас, дорогой отец. Да поможет нам всем Господь Бог.
Бейлиф замолчал, прокашлялся и отложил свиток в сторону.
— Вот такие дела, — коротко сказал он. — Полагаю, господа, теперь вы сознаете, почему я просил вас собраться здесь. Я не могу полагаться только на наемную стражу графства или подчиненные мне военные отряды.
Возникла довольно долгая заминка. Некоторые из дворян удивленно перешептывались, другие молчали, явно не понимая, как может христианский владыка желать смерти членам королевской семьи и добиваться срыва похода для освобождения Иерусалима. Гунтер же сидел, глубоко задумавшись, так как услышанное поразило его несказанно. Германец достаточно знал историю двенадцатого века, но во всех прочитанных прежде книгах ни единого разу не встречалось упоминание о возможном покушении на принца Джона или вдовствующую королеву.
«Вариантов два, — думал Гунтер. — Либо в настоящей истории все прошло незамеченным и убийц переловили, либо начал действовать человек, про которого нам говорил отец Колумбан… Этот посланец Лорда вместе со своим хозяином — большая сила, переломить хребет которой практически невозможно. Если предположить, что я не ошибаюсь, то, по крайней мере, у нас с Мишелем появились некоторые намеки на то, кем является мой противовес в этом мире…»
Тут сэр Мишель подтолкнул оруженосца локтем в бок и прошептал:
— Послушай, Джонни, а если речь шла о Понтии?
Гунтер решительно замотал головой:
— Не может быть. Понтий, пускай и не может называться образцом благородства, совершенно не подходит.
— Почему? — поднял брови сэр Мишель.
— Во-первых, он не южанин, хоть и темноволос. А я читал, еще у себя, в Германии, будто исмаилиты не брали к себе в обучение европейцев. Только сарацин. Во-вторых, ломбардец едет, вообще не скрываясь, а с его склочным характером скрытным наемным убийцей стать просто невозможно…
— Зато у него слуги — сарацины, — рассудительно напомнил рыцарь. — Помнишь?
Гунтер охнул и почесал в затылке. На самом деле, Мишель прав. Разве станут обращать внимание на рыцаря, у которого слуги с Востока? Теперь это самое обычное дело…
— Ты прав, — кивнул Гунтер. — И что теперь делать?
— Как — что? — изумился сэр Мишель. — Надо все рассказать сэру Аллейну, вдруг мы напали на след?
— Слишком просто, любезный сэр. Донельзя просто. Ладно, потом подойдем и расскажем.
Бейлиф подождал, пока разговоры стихнут и первая волна изумления спадет, потом встал, снова кашлянул и произнес:
— Думаю, господа, вы поняли, каковы требования мои, а, значит, и английской короны. Каждому из вас в отдельности и всем вместе поручается разыскать этого человека или людей. По возможности, следует доставить преступников ко мне. Вам следует задерживать каждого, кто по вашему мнению подходит под данное в послании описание. С помощью своих слуг осмотрите все странноприимные дома в округе, опросите содержателей постоялых дворов, особенно обращая внимание на подобные заведения, расположенные на побережье. Отмечайте все необычное — полагаю, посланные в Англию убийцы не смогут пройти незаметно или сделают по дороге нечто странное. Они могут хорошо говорить на нашем языке, но не знать местных обычаев… Каждый из вас, господа, получит необходимую бумагу, дающую право приказывать всем отрядам стражи в городах и деревнях, и получить помощь у владельцев маноров. Содержание, само собой, корона не оплачивает, но вознаграждение за труд я обещаю. Теперь, если кто-нибудь из вас, господа дворяне, желает задать мне вопросы — прошу.
Снова поднялся оживленный гомон, рыцари спорили между собой, договаривались о совместных действиях, но вопросов по существу ни у кого не было — бейлиф сумел предельно ясно и лаконично изложить суть дела.
— Все-таки это был Понтий! — уверенно заявил сэр Мишель Гунтеру, пока прочие дворяне переговаривались и обсуждали услышанное. — Надо же, он был у нас в руках!
Германец вздохнул и серьезно посмотрел на рыцаря:
— Если быть точным, это ты был у него в руках. Какая досада, что пуля задела только плечо…
— Вот-вот! — глаза сэра Мишеля азартно заблестели. — Он ранен, и необычно. Конечно, будет искать помощи, правда не знаю, кто окажет ее такому ублюдку? Впрочем, люди у нас добрые… Идти за Понтием по следу будет легко, я уверен — достаточно порасспросить о раненом рыцаре и не была ли странной его рана! Насколько я понял, твое жуткое оружие делает маленькие дырочки в плоти?
Рыцари, позвякивая кольчугами, поднялись с кресел, стали прощаться друг с другом. К сэру Мишелю подошли несколько молодых рыцарей, которых Гунтер мысленно окрестил «бывшими собутыльниками», перебросились парой куртуазностей насчет погоды-природы и здоровья родителей, пожелали удачи и тепло распрощались, пообещав всячески помогать друг другу в их совместном великом деле. Сэр Мишель, отвыкнув немного от такого блестящего общества и соскучившись, сиял от удовольствия и чувствовал себя так, будто службу свою уже выполнил с честью и держит в руке голову врага.