Весы Фемиды
Шрифт:
Импровизированная постель по-прежнему находилась тут же. На кровати был аккуратно сложен домашний халат.
— Присядете? — предложил Сайс, но сам остался стоять. Аллейн и Фокс тоже садиться не стали. — Что на этот раз? — поинтересовался Сайс.
— Я пришел задать вам несколько вопросов, которые могут показаться непозволительными. Они касаются вашего последнего пребывания в Сингапуре. Того самого, о котором мы говорили утром. Помните, вы говорили, что сами познакомили миссис Картаретт с ее будущим мужем?
Сайс не ответил и, сунув руки в карманы, посмотрел в окно.
— Боюсь, что вынужден поинтересоваться, не состояли ли вы в то время в близких отношениях с мисс де Вер, как ее тогда звали?
— Это неслыханно!
— Согласен, но и убийство тоже не шутки!
— К чему, черт возьми, вы клоните?
— Ах! — воскликнул Аллейн, махнув рукой, что позволял себе чрезвычайно редко. — Какие глупости! Вы отлично понимаете, к чему я клоню. Зачем нам разыгрывать представление, будто пара неловких дуэлянтов? Я располагаю информацией из самых достоверных источников, что в Сингапуре вы жили с миссис Картаретт. Вы сами познакомили ее с полковником. Вернувшись сюда, вы узнаете, что они поженились, и, как вчера сами признались, это никак не входило в ваши планы. Ладно! Картаретта вчера убили на Нижнем лугу, и его череп пробит предметом, который вполне мог быть стрелой. Вы сказали, что вас скрутил приступ люмбаго, но сами стреляли из шестидесятифунтового лука, хотя должны были быть прикованы к постели. А теперь, если желаете, можете послать за адвокатом и не говорить ни слова, пока он не приедет, но только не делайте вид, будто не понимаете, к чему я клоню.
— Господи Боже! — воскликнул Сайс с той же интонацией, с какой говорил о кошках, и добавил: — Мне нравился Картаретт!
— Он мог вам нравиться, а его жену вы любили?
— «Любил», — повторил Сайс, густо покраснев. — Что за слово!
— Хорошо, давайте зайдем с другой стороны. Она вас любила?
— Послушайте, вы что, считаете, что она меня подбила… или что я ее подбил или что-то в этом роде? Тоже мне — нашли Томпсон и Байуотерса! [20] — не на шутку разозлился капитан Сайс.
20
Эдит Томпсон и Фредерик Байуотерс — британская пара, казненная за убийство Перси, мужа Томпсон. Их дело превратилось в знаменитый судебный процесс.
— Интересно, а почему вы вдруг о них вспомнили? Потому что он тоже был моряком, а она, бедняжка, — неверной женой?
— Еще пара таких замечаний, и я точно пошлю за адвокатом!
— С вами трудно! — констатировал Аллейн, сохраняя спокойствие. — А вы можете дать нам одежду, в которой были вчера вечером?
— Зачем она вам?
— Ну, хотя бы для того, чтобы посмотреть, нет ли на ней крови Картаретта.
— Что за чушь!
— Так можете?
— Она, черт побери, и сейчас на мне!
— А вы не могли бы переодеться?
Капитан Сайс устремил взгляд своих голубых, с красными прожилками, глаз куда-то за горизонт и ответил:
— Как скажете.
— Благодарю вас. Вижу, что на время приступа люмбаго вы превратили гостиную в спальню. Так, может, вы переоденетесь в халат и шлепанцы?
Сайс так и сделал. От него попахивало виски, руки немного дрожали, но переоделся он с ловкостью бывалого моряка. Собрав снятые вещи в кучу, он перетянул их веревкой, завязал узел и передал Фоксу, который написал расписку.
Сайс резким движением затянул пояс на халате.
— Люмбаго больше не беспокоит? — участливо поинтересовался Аллейн.
Сайс не ответил.
— Почему бы вам все не рассказать? — предложил Аллейн. — Вы же сами отлично понимаете, что я все равно докопаюсь. Какого черта вы разыграли вчера приступ люмбаго? Из-за дамы?
Было бы неверно сказать, что при этом вопросе капитан Сайс покраснел, поскольку за время беседы его лицо и так приобрело бурый цвет, но сейчас оно потемнело еще больше.
— Так в чем была причина? — не унимался Аллейн. Фокс водрузил тюк с одеждой на стол.
— Я знаю, каково это, — бессвязно начал Сайс, показав рукой на Хаммер-Фарм. — Одна как перст в целом мире. Бедная Китти! Наверное, ей хотелось на кого-то опереться. Что вполне естественно. Вы видели эту пьесу? Ее поставили год или два назад. Я не любитель мелодрам, но там уж больно все правдиво. А в конце героиня выбрасывается из окна и сводит счеты с жизнью. Жаль ее!
— Вы имеете в виду «Вторую миссис Тенкерей»? [21]
21
Пьеса из жизни высшего общества английского драматурга Артура Пинеро (1855–1934).
— Ее самую. И лучше бы к ней относились по-другому, а то кончится тем же самым. Одиночество. Оно мне знакомо!
Его взгляд остановился на буфете в углу.
— И как тут быть? — Он посмотрел на столик с бокалом. — Предлагать выпить вам все равно бесполезно, — пробормотал он.
— Что верно, то верно!
— Что ж, — произнес он и, пробурчав что-то похожее на «Будем!» — опрокинул содержимое бокала в рот. — Вообще-то я собираюсь завязать с выпивкой, — пояснил он.
— «Это вполне безобидное и ручное создание, если правильно с ним обращаться», — процитировал Аллейн.
— И нет ничего предосудительного в том, чтобы дать ему волю, — неожиданно подхватил Сайс, — но только чем это чревато? Превращением в «мерзкого подонка и отъявленного лжеца».
— Справедливо. Но только мы обсуждаем не Яго и спиртное, а вас и люмбаго. Зачем…
— Ладно. Повторять нет нужды. Я просто думаю, как лучше ответить.
Он подошел к буфету в углу и вернулся с початой бутылкой виски.
— Мне нужно подумать. Вопрос чертовски щекотливый, — пояснил он, наливая себе солидную порцию.
— В таком случае, может, лучше обойтись без горячительного?
— Считаете?
— Это она так считает, — ответил Аллейн, демонстрируя свое непревзойденное умение огорошить собеседника.
— Вы о ком? — вскричал капитан Сайс в ужасе и сделал большой глоток.
— О мисс Кеттл.
— И что она?
— Она бы не одобрила, сэр.
— Она знает, что надо сделать, чтобы меня остановить, — пробормотал он. — А может, и нет. Но я ей не скажу, — добавил Сайс неожиданно низким голосом. — Я ей ни за что не скажу. Ни за что на свете!