Весы Лингамены
Шрифт:
– Я уже решил кое-что и буду над этим работать. Нет, не над предсказанием прихода Ящера, - дополнил Гелугвий, видя недоумённые лица.
– Я же пойду другим путём, - ответил Штольм, показывая тем самым, что не поддерживает начинания коллеги.
– У меня тоже есть наработки, которые не вчера родились.
– Погодите, - влез я, - ну а что же наш Эксперимент? Из всего вышесказанного, да и согласно простой логике, следует то, что Ящер этот - вовсе не случайный штришок в орнаменте бытия. По крайней мере, пятьсот лет назад был очень похожий по своим действиям и образу мышления человек.
– Какой у нас выбор?
– ответил мне вопросом Гелугвий.
– Машины уже приняли в расчёт все события последних дней. В результате чего мы, как недавно стало известно, получили значительное снижение процента попадания. Можно, конечно, попытаться загрузить информацию о Ящере и его прошлом воплощении, копнуть на пятьсот лет назад и вложить в вычислители новый океан информации. Но, боюсь, это задача для будущих веков.
– Да, наука говорит о том, - произнесла Дарима с неким ореолом загадочности, - что чем больше информации о текущем, тем точнее можно спрогнозировать будущее. Но представим, что через пару сотен или тысяч лет, уже после нас, когда процент снова будет подбираться к заветной точке, опять вдруг случится непредвиденное - новый Ящер, глобальное потепление или остывание солнечного диска - неважно, что именно. И в который раз учёные поймут, что вся беда в недостаточности начальной информации. И что тогда делать? Колпак под Колпаком сооружать? Или снова ждать энное количество лет, пока нужный кармопроцент не накрутится? Но это уже какой-то "ящеропроцент", честное слово, извините за прямоту! Всё время его точность от чего-то да будет зависеть. И это что-то мы никогда не будем иметь в полной мере. И кроме того: как вы предскажете выбор свободной воли человека? Это не то, что зависит от кармы, это то, что создаёт её.
– Печально, печально, Дарима!
– воскликнул Гелугвий.
– И всё же, пока что чисто гипотетически - ведь и о прошлых циклах должна быть информация. Больше информации - больше процент.
– На это есть один ответ, - невесело протянула советник, - который тебе, скорее всего, не очень понравится. Чем больше информации ты будешь загружать в вычислители, тем всё больше времени это будет занимать, и, теоретически, при объёмах, стремящихся к бесконечности, время загрузки данных тоже будет стремиться к бесконечности.
– Подумать только!
– воскликнул тут Штольм, поражённый проницательностью Даримы.
– И это только время загрузки данных! При бесконечности мировых циклов - если это, конечно, верная информация - выходит, бесполезно даже начинать просчёт, так как даже если предположить, что скорость загрузки информации в недра машины будет быстрее скорости её поступления извне, то начинать просчёт без полной детерминированности нет никакого смысла. А полной никак не достичь при наших технических возможностях...
– При
безначальности
мировых циклов идея просчитать полную картину мира является абсурдом при любых технических возможностях, - невесело констатировала Дарима.
– Но опять же, - никак не мог поверить я в услышанное, - ведь есть же какой-то определённый временной "коридор", в течение которого полностью вырабатывается карма. Например, пятьсот лет или пятьсот один год, про которые говорили. Карма всё-таки не может вечно "сидеть в кустиках". Не будет же она целый мировой цикл таиться? Тогда рано или поздно нам или нашим потомкам удастся доказать существование кармы хотя бы на замкнутой системе!
– воодушевлённо произнёс я.
– Мы ведь имели 55% до...
– Минжурчик, - прощебетала Дарима с лёгкой укоризной, - тебе всё ещё не кажется, что это бесполезное занятие?
Я сглотнул, и косо глянув на последнего оратора, перевёл взгляд на остальных участников "консилиума лучших умов". Гелугвий тёр лоб. Штольм морщился и чесал затылок.
– Дари, - начал я ровно, - ты предлагаешь нам всем бросить изыскания и уверовать в Учение? Мы тоже кармики, но мой и твой умы имеют различные рёбра жёсткости. Мой ум не настолько гибок. Или, может, у меня нет заслуг. Но когда-то я задался главными вопросами, и я хочу помочь себе и всему человечеству. Иначе моя жизнь не имеет смысла.
– И моя, - с пасмурным видом протянул Гелугвий.
Штольм с равными промежутками лишь молча кивал в знак согласия; он раскачивал головой туда-сюда словно маятник. Со стороны казалось, что у него в уме запущен фоновый процесс, работающий над какой-то секретной задачей.
– Что вы, дорогие друзья!
– тут Дарима, видя наше удручённое состояние, подошла ко мне ближе и похлопала по плечу.
– Я не пытаюсь сбить вас с пути исследований и мгновенно обратить в беспрекословных последователей Учения. Я работаю вместе с вами, и причины этого весьма схожи с вашими. И я очень хочу помочь. Просто в последнее время получается, что моя помощь в основном заключается в том, чтобы уберечь вас от пути...
– она вздохнула и не договорила. Повисла тишина.
– Так те пресловутые 55%, - сказал я через некоторое время, - это что, значит, полная ерунда, профанация, дырка от бублика?..
– Ну что-о-о-о ты, - протянула Дарима с таким чрезвычайно важным и напыщенным видом, какой только смогла на себя напустить.
– Это ведь половинчатая карма!
Все вдруг начали хихикать и смеяться, Гелугвий радостно стучал ладонью по столу, Штольм ухал, а мы с Даримой взявшись за руки, прыгали по комнате.
– Будем дальше работать! Будем искать решение! Но мне кажется, всем нам нужен хотя бы небольшой перерыв, - решила за всех главная радетельница науки, когда все чуть успокоились.
– Вам может показаться, что я много умного наговорила тут, - продолжала она.
– Но всё это были вещи очевидные, многие из которых я почерпнула из сутр. На самом деле мне самой сейчас нелегко. Я чувствую, мне нужно обратиться за советом к своему учителю! Неужели мы
настолько
заблуждаемся в своих экспериментах, что нам уже выдали посланника...
оттуда
? То есть, он сам себя явил и сообщил
внутренним
. А мы как тюремщики, держащие в неволе своих подопечных и боящиеся занести сорняк в прекрасный огород.
Мы так утомились, что переваривали сказанное уже молча. Пора было отдыхать.
– Минжур, - обратилась Дарима уже ко мне одному, - мне сейчас надо уединиться в медитации на часок, поэтому я домой.
– Она кивнула всем, беспомощно развела руками и вышла из зала.
Я встал, сделал три чашечки чая и поставил на стол. Мы тихонько пригубливали его, думая каждый о своём. Говорить больше не хотелось. Я посмотрел на ребят. Хоть в тексте я в основном и называю их "коллегами", все мы сильно сблизились за два десятилетия совместной работы. Мы были родственниками по духу, по общему, связавшему нас делу. И вот теперь наступил критический момент. Никто из нас не знал, как будет складываться далее деятельность нашего института. Всем лишь было ясно - причём, без всяких научных расчётов - что так как раньше уже точно не будет.