Весы Лингамены

Орлов Роман

– Я вижу, ты несколько расстроен из-за муравейника, - осторожно заметила Дарима.
– Хочу сказать тебе...

– Не беспокойся, - мягко перебил я и присел рядом с подругой. Её милые сердцу восточные черты лица выгодно оттенялись танцевавшим огоньком костра, а глаза блестели отсветом пламени, ожидая продолжения беседы.

– Не беспокойся, Дари, - повторил я и обнял девушку, мы плотнее уселись у огня.
– Этот эпизод наглядно показал мне, что человек - вовсе не царь природы. Да, может быть, наша власть над материей и достигла известных пределов... Но мы сидим здесь сейчас как первобытные люди. Без тёплого дома, без машины желаний, без всякой защиты.

Казалось, Дарима тихо светится собственным светом.

– Я сейчас понял, - продолжил я, - что даже все достижения человечества не могут изменить роль человека на Земле. Мы всё равно остаёмся существами, приходящими на Землю в наших хрупких телах. Мы научились лечить все болезни и замедлять старение, но рано или поздно тело прекращает служить нам. Это - неизбежность. Это тот же муравейник. Кроме того, посмотри, - кивком головы я указал на рядом стоящее дерево, - оно запросто может свалиться на нас ночью.

– Конечно, родной мой!
– негромко поддержала меня Дарима.
– Как и все частички вселенной - малые и большие - мы приходим и уходим, каждый раз меняя форму. И когда настанет мой черёд покинуть этот мир - независимо от того, будет ли это ожидаемо или нет, - произойдёт это в порядке вещей. Всё сущее подчиняется здесь одному и тому же механизму - возникает в пространстве и растворяется в нём же. Нам только нужно не растратить на пустяки имеющийся у нас промежуток времени, который мы обитаем в наших телах в этом мире...

Многое было сказано в этих немногих словах, и для каждого из нас, быть может, гораздо больше, чем прозвучало вслух. И долго ещё после этого сидели мы в тишине, подбрасывая в костерок хворост, и кипятили в настоящем котелке чай, - два маленьких существа в огромном мире, две разумные точки в бескрайней вселенной. И чёрный, бездонный провал неба серебряной кистью расписывал над нами свои удивительные рисунки созвездий. А рядом стояли такие бесполезные сейчас достижения современного мира - машина желаний, гиперзвуковая вимана, бортовые вычислители курса, погоды, наклона земной оси, состава атмосферы и чего только не...

– Минжур, - услышал я своё имя и открыл глаза. Оказалось, я пригрелся у костра и задремал. Дарима всё так же сидела рядом, и головка её покоилась на моём плече.
– Минжур, нам надо обязательно посетить нашу прародину, - прошептала она.
– Бурятия. Она называлась Бурятия. А сейчас пойдём спать.

Из глубины длинного, петляющего коридора Института Счастья навстречу нам широко улыбаясь, радостно шагал Ритуб Карт. Широкое лицо его с выделяющимся на нём крупным носом окаймляла густая чёрная, под стать волосам, борода, а в уголках глаз залегло множество мелких морщинок, говорящих о том, что человек этот часто пребывает в хорошем настроении. Завершала картину яркая цветастая рубашка навыпуск, широкие, до колен, штаны и туфли на босу ногу. Что ж, вполне соответствующий духу заведения имидж!

Ещё не дойдя нескольких метров до нас, Карт уже раскрыл свои внушительные объятия, способные, казалось, вместить туда сразу троих.

– Минжур! Дарима!
– "завсчастьем" весь сиял. При взгляде на него закрадывалась мысль, что это не институт, а фабрика непреходящего счастья, которая по первому же запросу выдаёт каждому желающему сколько ему угодно, просто заходи и бери!

– Да, Ритуб, давненько, давненько не виделись!
– приветствовала учёного Дарима, как только он разжал свои Геркулесовы объятия.
– Ну, поведай-ка о ваших успехах, а то нам сейчас ох как не хватает хороших новостей.

– Да уж, слышал я про вашего Ящера, - откликнулся Ритуб, и лёгкое облачко пробежало по его лицу.

– Не будем сейчас об этом, друг!
– провозгласил я.
– Веди же нас в свой храм науки!

Давно мы тут не были. Этажи и лестницы, лабиринты залов и коридоров, комнаты, набитые всевозможными макетами и вычислителями, портреты учёных - обстановка знакомая, но здесь всё это пестрило яркими красками; мозаичные полотна украшали потолок, на стенах виднелось множество детских рисунков, а зеркала в полу преломляли свет всеми цветами радуги. Засмотревшись, я увяз в градациях гиацинта и переливах альмандина.

– Прошу сюда, - вернул меня к действительности Карт, приглашая в один из залов.
– Да, собственно, рассказывать особенно нечего. В той или иной мере всё это вам должно быть знакомо по работе в ИКИППСе.

– Но в этом зале явно происходит что-то важное, раз ты привёл нас именно сюда, - высказала предположение Дарима, и уголки её губ чуть дёрнулись, готовые поползти вширь.

– Ну-у, - чуть помедлил Ритуб, словно что-то взвешивая про себя, - можно и так сказать. Это наш мозговой центр, здесь мы высчитываем Процент Счастья... Предвижу ваши улыбки, - добавил Карт после паузы.

Никто, однако, и не думал смеяться. У меня по привычке промелькнули в мозгу наши формулы расчёта кармопроцента, но я быстро опомнился. Дарима же с серьёзным видом приготовилась слушать разъяснения. Видя, что мы вполне готовы воспринимать информацию, заведующий Институтом Счастья продолжил рассказ:

– Наши многолетние исследования показывают, что наиболее вероятный путь обретения счастья для человека - во всём придерживаться "золотой середины". Не тонуть в эмоциях, ни к чему сильно не привязываться. Так, со временем можно обрести более-менее ровное состояние, при котором человек живёт на определённом уровне внутреннего комфорта... Если хотите знать, в настоящий момент Процент Счастья человечества насчитывает 70 единиц.

– Надо полагать, - заинтересованно проговорила Дарима, как только Карт закончил, - что непосредственно над воспитанием собственного сознания работает весьма небольшая часть человечества, для большинства счастье - категория преходящая и ещё продолжительное время будет таковой.

– Да, - согласился Карт, - без работы над собой человек быстро пресыщается, радость его проходит, и уже через несколько минут ему опять становится скучно и приходится искать новое развлечение или источник положительных эмоций.