Весы Лингамены
Шрифт:
– Здравствуй!
– приветливо произнесла Дарима.
– Мы гости в этом городе. Увидели твоё объявление, решили - почему бы не зайти? Меня зовут Дарима. А это - мой друг Минжур.
Я посмотрел на Дариму и удовлетворённо отметил, что, несмотря на несколько принуждённые интонации, выражение лица у неё было самое что ни на есть соответствующее данной ситуации, а не притворно-игривое, которое, казалось бы, следует составить в общении с больным пружинной эпидемией.
– Здравствуйте! А я - Текано!
Чистые, небесного цвета глаза мальчишки с неприкрытым любопытством изучали нас. Всё его прелестное, хотя и немного нескладное существо - светлые волосы, тонкие ручки, прямая линия плотно сжатых, ещё детских губ, - всё, казалось, вступало в мучительное, невообразимое противоречие с окружающей действительностью этого ужасного места. Казалось, мальчику бы жить да радоваться. Дарима поспешила заполнить возникшую паузу, хотя, странное дело, я не чувствовал ни малейшего напряжения. Всю дорогу сюда я только и думал с чего нам начать, но как только я увидел этого ангелочка, всё волнение куда-то улетучилось.
– Мы живём в северном полушарии и работаем в Институте Кармоведения, - начала моя спутница. Похоже, она интуитивно поняла то же, что и я: бессмысленно прикидываться случайными зеваками, заглянувшими в Механический город. Мы ездили по миру не чтобы развлечься, а в надежде ощутить свежее дуновение ветерка в своих застоявшихся представлениях.
– И, честно говоря, мы так давно никуда не выезжали, - добавил я, - что уже плохо стали представлять, что в мире творится. Совсем погрязли в своих расчётах.
– А чем занимается ваш институт?
– удивлённо спросил Текано.
– Что это за кармоведение такое? Оно имеет отношение к кармикам?
Мы вкратце объяснили Текано, чем занимаемся.
Тут лицо его впервые потеряло приветливое выражение, он нахмурился.
– Я знал одну семью кармиков в городе, где я жил, - сказал он.
– Но мне всегда казалось, что они исповедуют что-то древнее и давно отжившее. А ваш институт, выходит, хочет придумать... ну, то есть дать людям такое подобие местных "пружин", только одну и на всю жизнь?
Вопрос, конечно, был поставлен в лоб и звучал из уст подростка, не достигшего ещё и 18-ти лет. Но отчего-то именно на такие вопросы отвечать всегда архисложно. Ведь в мире взрослых всё обтекаемо и само собой подразумевается, и, по большому счёту, можно ничего вслух не озвучивать, так как всем и так всё ясно: одна кучка поведенческих стереотипов уравновешивает другую равновеликую кучку, и вся эта шатко-валкая конструкция угловатых условностей и нелепых тождеств всех устраивает, находясь в неком скрупулёзном равновесии.
– О, - подняла голову Дарима, - сравнение просто поэтическое! И как-нибудь, если захочешь, я отвечу на все твои вопросы и расскажу о дхарме подробнее. Но пока поведай нам что-нибудь о себе и своей жизни здесь. Ты ведь хотел пообщаться, как мы поняли, и нам очень интересно выслушать тебя.
В глазах Текано мелькнула радость, он немного воспрянул.
– Я здесь уже несколько месяцев. Быть может, это не так много по сравнению с теми, кто торчит тут годами. Началось всё... Так что же, это всю жизнь надо рассказывать?
– прервал он сам себя.
Я удобно устроился на полу и предложил ему говорить лишь то, что кажется ему важным. А мы будем вникать. Дарима примостилась рядом со мной, и мы приготовились слушать.
– Мне сейчас 17 лет, - начал рассказ юноша.
– До 14-ти я рос обыкновенным мальчиком, играл со сверстниками, хотел стать космонавтом, исследовать дальние миры, - Текано невесело усмехнулся и продолжил:
– Но уже в 15 я начал постигать, что ничего не знаю о природе нашей реальности, не знаю, как она устроена и кем - я уж не говорю зачем. В то время как мои сверстники забавлялись с "машинками желаний", устраивая всякие соревнования, кто больше и быстрее выдумает и создаст на них всякой разнообразной бесполезной дребедени, я жаждал понять, что заставляет их делать это. Более того, я хотел осознать, в чём же смысл пребывания на планете, когда труд перестал быть главной действующей силой, толкающей колесницу жизни.
– Как рано ты задался такими вопросами, - удивлённо проронила Дарима.
– Но прошу, продолжай.
– И тогда я впервые подумал - а какой смысл лететь к дальним мирам, когда я понятия не имею, зачем существует мой собственный, родной? Что мне искать в несусветной дали от родины, когда главные вопросы назрели ядовитым прыщом и грозят прорваться уже здесь, на земле!
Мы слушали, затаив дыхание. Просто не укладывалось, что всё это с такой ясностью могло существовать в уме 15-тилетнего подростка.
– С тех пор мечты о межзвёздных путешествиях покинули моё взрослеющее воображение, и всё моё существо заняли вопросы, о которых я сейчас вкратце говорил.
Так я равноудалился и от сверстников, и от былых поползновений к далёким туманностям. Сочтя вопрос "зачем" трудноразрешимым, хотя и главенствующим, я в первую очередь задался вопросом "как", то есть занялся мировым переустройством. Я знаю, на эту тему написано множество книг, и с некоторыми я был поверхностно знаком. Но все они были созданы давно и не могли отражать реалии нашего времени.
– А что ты хотел изменить?
– аккуратно спросил я.
– Ну, меня совсем не устраивала роль человека в современном мире. Было такое ощущение, что человек разумный с тысячелетней историей войн, взлётов, падений, открытий и освоения космоса превратился вдруг в некое диванное существо, основной и почти единственной функцией жизнедеятельности которого является подача звуковых команд неизменно стоящей рядом машине желаний. Машина желаний плюс Человек Диванный - это звучит гордо!
Мы сочувственно смотрели на Текано. Сколько всего успел впитать и переварить этот юноша за столь малое время. Иным недюжинным умам для этого требовались многие десятилетия...