Весы Лингамены
Шрифт:
– О, не за этим ли ты звал меня сегодня, друг мой? Действие сиё, да будет тебе известно, как раз таки напрямую относится к одному из названных тобой элементов - уму - и показывает, как неспокоен он у совершающего его.
– Ох, истинно говорят, - подытожила Дарима после паузы, - все влюблённые - как дети малые.
– Ладно, оставим эти цветики в покое, - буркнул Гелугвий.
– Не буду я их трогать, разумеется. И так неприятно было, что три десятка их угробил из-за собственной глупости. Я, конечно, не за тем тебя звал, чтобы рассказывать о подобных наполеоновских планах. Я понимаю - теоретически - что надо делать. Это идти
туда
и признаться во всём. Как ты и говоришь - поступать согласно велению сердца. Но я не умею! И, кроме того, сомневаюсь!
– О, непостижимые двуногие существа! В чём же ещё тут можно сомневаться, ведь сердце одно умеет распознать настоящее чувство?
– удивилась Дарима.
– А у меня сердце научного типа, - пошутил Гелугвий.
– Ну там, мышца Перикопа с проходящей сквозь неё кривой Эзнера...
– учёный отвлечённо улыбнулся.
– Дарима, я хочу последний эксперимент провести, прежде чем решусь навестить Наланду. Самый последний. И если я найду ответ - тогда уж точно пойду в город.
– Ты расскажешь мне про него?
– О, нет, - ответил Гелугвий, - не хочу я пока про это говорить.
– Я тебе лучше свой сегодняшний сон опишу.
И учёный извлёк на поверхность врезавшиеся в память подробности ночного видения о рождении мира. Рассказав всё в подробностях, он добавил:
– И надо всем этим новорождённым миром парило Лицо. Оно было юно и прекрасно, но казалось, что грубые мазки печали словно застыли в его чертах.
– Неужели, ты и правда видел, как из слезы этой женщины возникает целый мир?
– удивлённо и тихо произнесла Дарима.
– Да, я это отчётливо видел. А что такого?
– Это... О, я тоже сейчас не имею сил об этом говорить. Но я обязательно расскажу тебе после.
Они не сговариваясь поднялись. Обоим было ясно, что беседа закончена.
– Я обязательно сообщу всем, как только получу результаты, - произнёс на прощание Гелугвий.
– Думаю, очень долго ждать не придётся.
– Надеюсь, это всё ж чуток меньше обычных пятидесяти лет?
– весело обронила Дарима и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу.
Итак, впервые за всю свою деятельность в ИКИППСе, а это, надо заметить, ни много, ни мало, добрых три десятка лет, отданных науке, Гелугвий решил заложить в вычислительные машины алгоритм, который будет работать не на основную задачу института, а для его личных нужд. Сейчас учёный чувствовал, что для дальнейшего продвижения (ну или карабканья) по дереву жизни эта мера необходима; без неё он не сможет не только служить выбранному делу жизни, но даже само бытиё его превратится в скалярную маску тождественности.
Но с чего же начать? Имея привычку подходить ко всему комплексно и действовать, не выходя за рамки принятых институтом норм, Гелугвий поначалу столкнулся с незнакомой ситуацией. Отойти от привычных формул, отслеживающих текущие причинно-следственные связи мирового масштаба и удариться в частности! Более того: вся система расчётов, уравнений и формул, используемая в институте, может оказаться попросту непригодной для решения новых задач.
"Да, от научного подхода тут не остаётся ровным счётом ничего!
– размышлял про себя Гелугвий.
– Придётся мне смириться, что при моей жизни не возникнет перед нами величественное покрывало из всей мировой кармы, чтобы сияла и переливалась его золотая вышивка как спелая росистая ягодка на ладони, и любой элемент его можно было бы взять и понять, отчего через тысячу лет травинка выросла у дома Наланды. Да!
– Гелугвий привычно почесал в затылке, невидящим взором уставившись в одну точку.
– Да, в эту сокровищницу заглянут лишь наши потомки, но я до конца буду вносить свой вклад в дело скорейшего её нахождения! А пока что необходимо найти нити, ведущие непосредственно из наших прошлых с Наландой воплощений, и искать придётся вручную. У вычислителей здесь будет только весьма скромная сравнительная функция. Те же урезанные фильтры Лингамены возьмём. И пектограмму Бротта. Хотя, к Неймару этого Бротта! Используем Весы Лингамены, предварительно адаптировав их для частных случаев, и будем перебирать все варианты. Другого не дано".
Очертив таким образом круг задач, учёный, не откладывая принялся за дело. В первую очередь он установил, что подробные записи обо всём, происходившем на планете, начинаются как раз с начала нужной ему эпохи кристалловизоров. Но просчитывать связующие нити для всего населения Земли было делом ещё куда более безнадёжным, чем прошлый Эксперимент, хоть там и учитывалось всё плоть до дуновения ветерка и колебания травы в поле. Взаимоотношения миллиардов людей имеют слишком большое число вариантов, увеличивающееся стократ за каждым новым поступком. Здесь внимательный читатель вправе поинтересоваться: так вы ж говорили, что за одну секунду современный вычислитель способен просчитать все траектории частиц при большом ядерном взрыве? Да, мы и не отказываемся от этих слов. Но карма затрагивает не только движение частиц, а
всё
, что есть в мире - а это почти безграничный океан вариаций, понимаете? Точнее говоря, границы-то должны существовать, но они находятся далеко за пределами всего, что человек или машина могут себе представить.
Так Гелугвий, быстро осознав, что полный просчёт последних четырёхсот лет есть путь тупиковый, решил рискнуть и действовать по наитию. Шанс, конечно, был небольшой, но в этот раз всё в первую очередь опиралось на человеческую интуицию и логику и только потом уже на машинный расчёт, каким бы быстрым он ни был. В любом случае, кто не рискует, тот не идёт продолжать знакомство с Наландой в Городе Радости...
Учёный начал с того, что стал просматривать записи о людях, работавших в научных учреждениях во времена Сумеречного Варвара; искал всё, связанное с кристалловизорами и Советом Земли. В нём громоздилась странная уверенность, что именно в этих местах в то время явно присутствовал один из двух искомых людей - его предыдущее воплощение или прошлая инкарнация Наланды. Или оба этих человека сразу.
Но даже только через перечисленные учреждения прошло довольно много людей, и чтобы хотя бы бегло ознакомиться с их биографиями, требовались месяцы. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, но провидение, похоже, неумолимо тянуло за собой, указывая самый краткий путь к истине. Гелугвий был свидетелем проникновения Ящера под Колпак, а само это действие с точки зрения морали, как упоминалось нами ранее - случай за последние полтысячи лет уникальный. И ученый, почти не сомневаясь, решил сузить круг поиска до времени появления Сумеречного Варвара. Гелугвий непостижимым образом был уверен, он чем угодно мог поклясться - хотя это и не приличествует учёному мужу, - что Ящер явно не просто так появился в его судьбе. Уж, по крайней мере, далеко не один он считал, что у Ящера был предшественник, который и предопределил его судьбу и убеждения. Однако даже во время краткого прихода Сумеречного в вышеозначенных заведениях работало и участвовало до сотни человек - мужчин и женщин самого разного возраста и "семейного положения", как тогда ещё говорили.
Несколько дней подряд Гелугвий только и делал, что выуживал из баз данных биографии тех людей, искал зацепки и характерные странности, которые он мог хотя бы с натяжкой приписать себе или Наланде. Но ничего выделяющегося или сразу бросающегося в глаза не находилось - сердце было спокойно. Инженеры, учёные, участники Совета Земли и рабочие, вызвавшиеся строить первый завод кристалловизоров. Множество людей, занимавшихся одним делом - поди разбери тут, что к чему! "Ну, с сотней человек вычислители справятся, - предполагал Гелугвий.
– Мы же не будем просить их вычислить 100 единиц кармопроцента для всех этих индивидуумов. Мы только найдем вероятностные ниточки, которые худо-бедно приведут от нас тех к нам теперешним. Ну что же делать, раз карма в нашем институте исстари с трудом поддаётся расчёту! А правильный ответ пусть подскажет сердце; ведь как говорит Дарима, зорко лишь оно одно!"