Весы Лингамены
Шрифт:
– Ну, не до такой степени, - ответил Миранишик.
– Он, знаете, всё говорил, что мы губим Землю, лишь берём от неё, ничего не отдаём, и рано или поздно нас всех ждёт коллапс.
– Такие голоса и сейчас не смолкают, - заметил кто-то из группы мечтателей.
– Но я ещё не озвучил самое главное, - продолжал между тем Миранишик.
– Так вот, подогреваемый постоянными разговорами матери о том, что мир наш убог и греховен, и отцовскими лекциями о вредном существе вида гомо сапиенс, ничего хорошего не делающем, а лишь разрушающем данное нам, я постепенно потерял всякое желание выходить на улицу и открывать для себя большой мир - тем более что все необходимые вещи и еду мне приносили в мою комнату. Я стал бояться этого мира за порогом, да что там, я даже знать не знал, что есть солнце и луна и откуда берётся вся эта приносимая пища; я и не предполагал, что за стенкой в соседней комнате работает "средоточие греха" - ну или по-мирски машина желаний.
– Да-а!
– невесело ответил он на раздавшиеся возгласы удивления.
– Мне тогда только исполнилось шестнадцать, и мать тайком от отца открыла мне, что вещи падают вовсе не с неба, а "из пасти машины диавольской", из чёрных недр маленькой и такой приятной на ощупь игрушки. "Так если это - средоточие греха, - возопил я, в ужасе отстраняясь от страшной машины, - то как же мы можем этим пользоваться? Неужели этого хочет наш Создатель?" "Наш мир погряз в грехе, сын мой, - отвечала мама тихо, - и нам самим уже не выбраться из него, наша единственная надежда - возвращение Спасителя!"
Эту историю Миранишик почти никому не рассказывал, и как только возникла пауза, сразу со всех сторон зазвенели удивлённые голоса:
– Ничего себе, друг, так у тебя никакого выбора, стало быть, не оставалось, либо в Механический Город, либо в моеверцы? И ты, конечно, выбрал меньшее из зол?
– Да-а, жить в мире, ведомом машинами желаний и не знать об их существовании, это всё равно что быть Маугли!
– А что, наш мир разве машины желаний ведут?
– Это что же деется на земле-то грешной, прости Спаситель!
– Верно, верно, один грех кругом!
– вскричал Амвротий, не упускавший ни единого случая выразить своё полное согласие с тем, что всё вокруг сочится грехом, мир скоро сгорит за свои богомерзкие деяния в "окияне очищающем" и т.п.
– Что ж, - продолжил Миранишик, когда гомон немного смолк, - узнав про машины желаний, я осознал, что экономить так, как учил меня отец, не имело никакого смысла - по крайней мере, в масштабах планеты. А открывшаяся передо мной в тот же день дверь нашего дома, выводящая в большой мир греха и всяческих развлечений, могла, увы, предложить мне ещё меньше, чем у меня было!
– Миранишик вздохнул.
– Да, верно замечено - как Маугли. Человеческий детёныш, возросший среди животных. Он так и не смог обрести себя среди своих сородичей, и навеки остался чужаком и там и там.
– Ну, это ты перегибаешь, брат, - улыбнулся Проскурион, кладя руку на плечо товарищу.
– Здесь-то ты как раз среди своих!
– Насчёт Маугли - позвольте не согласиться, - возразили сразу несколько моеверцев.
– Быть может, исторгнув его из общества людей, Создатель сознательно уберёг его от греха мирской жизни и сделал своего рода блаженным... может, таково было его предназначение!
Обсуждение Маугли и домашнего заточения Миранишика подтолкнуло к откровенности и других, и разговоры не утихали почти до рассвета. Той памятной ночью мы с Даримой в числе других приглашённых икиппсовцев тоже пили чай у большого костра, но почти ни с кем не общались, а только слушали - я не хотел вмешиваться в жизнь поселян, а Дарима сидела с отсутствующим видом, вникая в эту незнакомую для нас жизнь, и лишь отсветы пламени играли на её задумчивом, неподвижном лице. Присутствовали тут и Гелугвий с Наландой, но они больше были заняты друг другом, нежели поддержанием общей беседы. А ставший в Городе фольклорным персонажем Штольм Штольц, немного покрутившись у костра и ловя на себе нездоровые взгляды, счёл за лучшее поскорее ретироваться. Идти домой, правда, пришлось ночным заснеженным полем, но ведь ему - любителю сельской глубинки - было не привыкать!
Поселенцы полюбили ночные бдения у огня, и всякий вечер являлись на площадь Спасения без какой-либо предварительной договорённости. В этом непритязательном общении у костра люди находили свободу от многих условностей жизни "большого мира", а естественная темнота скрывала различия между людьми и эпохами; она одинаково хорошо прятала за своей непроницаемой ширмой бревенчатые дома и огороды, виманы и кристалловизоры. Всё растворяла она в своём бездонном нутре, делая похожим и неосязаемым. И люди вновь, как и тысячи лет назад, оказывались в мистических объятиях той же самой первобытной ночи, распростёршейся однажды над миром.
В этом маленьком уголке на краю мира было так тепло и уютно, что, казалось, там тебя никто не найдёт. Но вот как-то вечером, потребовав себе местечко у костра, заглянула на огонёк осень, и людям пришлось подвинуться - сложно было не считаться с мнением этой авторитетной дамы. Так, вечера становились всё холоднее, земля покрывалась паутинками тоненького льда, и посиделки у большого костра уже не затягивались далеко за полночь. Однако с окончанием полевых и строительных работ у поселян стало значительно больше свободного времени, и Текано предложил людям заняться активным отдыхом - ведь что за радость безвылазно сидеть до весны в своих избах? Ящеру и Криадату эта идея очень понравилась, и сообща они вытащили из памяти всё, что когда-либо читали на эту тему. Так, совершенно забытые в наше время игра в снежки и постройка ледяных крепостей, лапта, перетягивание каната и хороводы быстро завоевали сердца обитателей Города Радости. Эти незатейливые игры поддерживали боевой настрой, согревали и были видом того же самого общения, но главное - они стирали невидимые границы между жителями города, сближали их.
– Надеюсь, Криадат, ты не предложишь своим людям проводить кулачные бои с неверными?
– шутливо произнёс Текано, глядя, как увлечённо горожане перекидываются снежками.
– А что это за бои такие?
– опасливо спросил Криадат.
– Я не слышал, чтобы так обращали в... истинную веру.
– Да нет!
– засмеялся Текано.
– Это было частью народных забав, иной раз заканчивавшихся телесными повреждениями. Ну, знаешь, в древности то на копьях любили подраться, то на мечах, то на кулаках. Но мы-то используем только лучшее из наследия тех тёмных веков.
– Да уж!
– облегчённо сказал Криадат.
– Столь долгим был путь к мирной жизни...
Так пролетела и осень, и в эти тихие предзимние дни в Город добралась весть о том, что в "большом мире" появилось много желающих осмотреть необычное поселение. Такого в неписаных правилах Города оговорено не было, поэтому в тот же день разожгли костры и устроили совет. Мнения насчёт "туристов" разделились. "Против" в основном высказывались моеверцы, мотивируя примерно так:
– Нечего этому чужеродному разлагающему элементу тут шастать! Тоже мне "чудо света" нашли! Мы с таким трудом вырвались из ихней клоаки, мы столько ждали нашего Спасителя, и что, всё для того, чтобы тут пришли какие-то зеваки, да попрали наши святыни?!
– Правильно!
– вскричал Амвротий.
– Ибо сказано: не пускайте свиней в огород, ибо придут и морковку затопчут.
– Ох, это ты передёргиваешь, уважаемый Амвротий!
– засмеялся Криадат.
– Сказано так: не мечите бисер перед свиньями и не бросайте святыни псам, чтобы не попрали его ногами своими.
– Ну да, брат, запамятовал, - согласился Амвротий.
– Но смысл как раз тот: свинью в огород никак нельзя! И псов нам тоже не надо!
Ящер с Текано считали иначе, и первый сказал: