Весы
Шрифт:
– Я не хочу утомлять белого своей способностью страдать, – сказал он. И еще: – Я пытаюсь выучиться ремеслу, чтобы не сойти с ума.
Они проговорили в прачечной до двух часов ночи. Спустя два вечера они снова беседовали, пока Бобби загружал машинки и складывал вещи для тех, кто отлучился. На следующий день Ли ушел с работы пораньше, они с Бобби встретились в центре, рядом с чертежными курсами, сели на автобус и поехали в Оук-Клифф, где находилась прачечная. Там же обитал и Ли – в районе меблирашек и ржавых остовов машин среди высоких сорняков. Они съели коробку пончиков и поговорили еще. Вечером того же дня Ли
На следующий день им пришла в голову мысль. Над 0пальнуть в башку генералу Уокеру.
Марина качала маленькую Джун на руках. Он убрал квартиру к ее возвращению. Он был рад ее видеть. Взял дочь и заговорил с ней на придуманном японском, покачивая головой. Все трое рассмеялись.
Он стал изучать расписание автобусов. Номер 36, автобус на Престон-Холлоу, останавливался в полутора кварталах от дома генерала. Он прошел мимо этого дома, который стоял далеко от улицы и совсем рядом с Тёртл-Крик в зарослях тополей и вязов, в глубоком спокойствии. Даже просто пройдясь по этой улице, он почувствовал себя неприкасаемым. Запомнил номер машины у подъездной аллеи и записал в блокнот. В блокноте хранились записи о времени на дорогу, расстояниях, и другие наблюдения.
Она спросила, будет ли он теперь учить ее английскому.
Он заказал у «Сипорт Трейдерс» револьвер 38-го калибра с укороченным стволом, марки «смит-вессон», известный как двухдюймовый «коммандо». В бланке заказа написал имя «А.Дж. Хайдел» и указал адрес – ящик 2915, Даллас, Техас.
На следующий день он пошел на курсы машинописи. Это было его первое занятие. Он сел в последнем ряду, ни с кем не разговаривал, изучал клавиатуру своей машинки. Китайская грамота. Он вставил лист бумаги, положил пальцы на клавиши, пытаясь понять, почему буквы расположены именно так. Олицетворение его позора. Девять долларов за курсы. Джордж сказал, если он научится печатать, однажды получит хорошую работу.
Шел самый конец января 1963 года.
Он стоял в темной комнате с другим стажером, Дэйлом Фицке, калекой. У Дэйла один каблук был выше другого. Передвигался он, ритмично покачиваясь, лицо у него было мягкое и чистое, такое гладкое, что он казался двенадцатилетним.
Они стояли плечом к плечу у проявочных кювет. Люди входили и выходили, протискиваясь за их спинами. В тусклом красном свете комната казалась радиоактивной.
– Что ты за человек? – спросил Дэйл. – Я вот в семье что-то вроде отщепенца. Они наконец перестали ждать чего-то великого.
– А чего они ждут?
– Они затаили дыхание, в сексуальном смысле. Что тебе больше всего нравится в темных комнатах? Такой была комната у меня, когда я в детстве болел. Детские болезни – это лучшие времена. У меня всегда была высоченная температура. А как тебе в этой компании?
– Мне здесь нравится. Интересная работа, по сравнению с некоторыми.
– Просто у меня такое чувство, что всякие разные задания – не единственное, что происходит здесь. Вот например. Хочешь услышать пример?
– Какой? – спросил Ли.
– Мне говорят, что нельзя подходить к рабочим
– Можно и подглядеть. Никто ничего не скажет. Я все время смотрю.
– Я тоже, – ответил Дэйл, голос его сорвался. – Я скажу тебе, что видел, если ты скажешь.
– У них списки названий для военно-картографической службы.
– Каких названий?
– Местности.
– Это я тоже видел. Они набирают эти названия на трехдюймовых полосках бумаги.
– Некоторые написаны кириллицей. По-русски, насколько я знаю. Для карт советских мишеней.
Они говорили шепотом.
– Знаешь, что я слышал? – сказал Дэйл. – Только обещай никому не говорить. Эти карты сделаны по фотографиям. Эти фотографии засекречены. Их снимает «У-2».
Красный свет стал зловещим неоновым румянцем.
– Здорово, что я это знаю, да? Люблю поговорить с кем-нибудь об интересных вещах. Ну, там, ты расскажешь мне, я – тебе. «У-2». Когда я услышал обо всем этом деле, при Эйзенхауэре еще, то подумал, что говорят «ты тоже», как будто «я тоже» тоже есть. [13]
13
От англ.созвучия названия самолета U-2 и «you too».
Была суббота, им платили в полтора раза больше. Ли всегда старался записываться на субботу, потому что знал – с этой работой можно попрощаться с той минуты, как Марион Коллингз замолвит за него слово.
– Тебе тут люди нравятся? – спросил Дэйл. – Я видел, как ты читал русский журнал. Так вот, скажу тебе пару слов. Эти люди хорошо к тебе относятся до поры до времени. Не то чтобы важно, что ты там читаешь. Помнишь, как в детстве лежал под одеялом, потел? Жар – это тайна. Как падение в дыру, куда никому больше не добраться, зато там нет страха и боли, потому что ты не чувствуешь себя собой. Люблю валяться в поту.
– Мне делали операцию на ухе, когда я был маленьким. До сих пор помню, что мне снилось под наркозом.
– А мне четыре раза делали операцию! Я обожал отключаться!
Дэйл жестикулировал в красном сиянии, жидкость капала с рук в кювету.
– Что у тебя в голове, Ли? Однажды моя мать сказала обо мне: «Он никогда не станет умным, Том». Том – это мой брат. Я говорил это за ужином сотню тысяч раз.
Загадочный «У-2». Он преследовал Ли от Японии до России, теперь и здесь, в Далласе. Вспомнилось его приземление, как легко он опускался, почти как перышко, подчиняясь ветру, носимый ветром. Так показалось. И голос пилота доносился обрывками, через треск и шипение дырявого динамика. Иногда на грани зыбкого сна он слышал этот голос.
– Я буду слушать, и ты будешь слушать, – сказал Дэйл Фицке. – Потом встретимся здесь и поговорим еще.
Курсы машинописи проводились в Крозье, том же колледже, где Дюпар учился черчению. Они встречались в пустом классе, когда удавалось выбрать время. Говорили о стратегии и философии, поджидая, когда по почте пришлют револьвер.
– Ты думаешь, этот Уокер поселился в Далласе случайно? – произнес Бобби. – Черта с два, парень. Он здесь потому, что злоба и ненависть тоже здесь. Он придумал этот город.