Ветер, кровь и серебро
Шрифт:
День этот, если не брать в расчёт погоду, был самый обычный: утром и после обеда Кристина занималась делами аллода, разбирала письма, отдавала приказы и принимала посетителей, а вечером у неё выдался свободный часок, чтобы попробовать вышить фиалку на небольшом белом полотенце. Она хотела подарить это полотенце Джеймсу на его четвёртые именины, но пока фиалка получалась похожей скорее на бесформенное сине-фиолетовое пятно, совершенно не годное для подарка.
Когда совсем стемнело и даже свечи не давали достаточно света, чтобы она могла делать ровные крестики, Кристина решила
На самом деле ей нравилось спать под шум дождя, он вселял в её душу спокойствие и умиротворение — то, чего ей так часто не хватало.
Кристине показалось, что она проспала буквально минуту: только закрыла глаза, как её вдруг затрясли и начали звать встревоженным, даже испуганным голосом. Она разлепила глаза и увидела Кэси — простоволосая, в платье с распущенной шнуровкой, служанка выглядела так, будто её тоже резко подняли с постели. Глаза её были распахнуты, и в них отчего-то собрались слёзы.
Кристина испугалась.
— Что случилось, кто-то умер? — сонно спросила она, поднимаясь.
— Нет, миледи, наоборот. — Голос Кэси дрожал, она носилась по комнате туда-сюда, пытаясь найти хоть что-то, что её госпожа смогла бы надеть поверх ночной сорочки. — Милорд вернулся.
Кристина замерла, успев натянуть чулок и обуть домашнюю туфельку лишь на одну ногу. Одеяло сползло на пол, а Кэси продолжала бегать, прижимая к себе халат и ища, видимо, плащ или что-то вроде того. За окном накрапывал дождь.
— Ты издеваешься надо мной? — процедила Кристина, готовая выпороть служанку вожжами. — Ни одного письма, ни одной весточки с лета, и тут ты такое говоришь!
— Миледи, пожалуйста! — Та зажмурилась, будто поняла, что её собрались бить. — Сами посмотрите. — И протянула ей халат.
Бросая на Кэси недоверчивые взгляды, Кристина накинула халат, разобралась наконец с чулками и обувью и подбежала к окну. Сквозь мглу и пелену дождя мало что было видно: слабый свет факелов выхватывал из темноты лошадей, людей, мечи, щиты и копья… Но лиц не было видно, хотя и понятно, что в Эори правда кто-то приехал.
Приняв от служанки плащ, Кристина кинулась наружу. Сердце колотилось, и ног от волнения она почти не чувствовала, отчего споткнулась на лестнице пару раз. На ходу набросила на плечи плащ, надела капюшон поверх распущенных, спутанных волос, хотя вряд ли тонкое сукно смогло бы спасти её от дождя. Она вся дрожала, а в голове билась лишь одна мысль: «Неужели правда? Неужели вернулся? Живой? Вернулся?..» Ведь, будь он жив, наверняка предупредил бы её о своём возвращении, написал бы ей, чтобы она встретила его со всеми почестями… А так, ночью, тайно… Это казалось ей странным. Да и то, что до неё не дошло никаких слухов с северных земель…
Кристина покачала головой. Оставался лишь один коридор и тяжёлая дверь, освещаемая двумя факелами, а что за ней…
Она распахнула дверь и вышла под дождь.
Да
Наверное, это сон — последнее время они становились всё ярче и всё страшнее, чего только стоил тот кошмар, где она пыталась убить и без того мёртвого Карпера… Кристина ущипнула себя за руку, но не проснулась, так и продолжив стоять под дождём — тяжёлые капли больно били в лицо, а ткань плаща почти полностью промокла. Мужчина тем временем приближался к ней, улыбаясь и даже посмеиваясь несколько истерично, а она стояла, не шевелясь, лишь раскрыла рот и округлила глаза от изумления. И совершенно не понимала, что происходит.
Лишь когда он обнял её, причём очень крепко и достаточно больно, лишь когда пахнуло столь знакомым запахом, она поняла, что не спит, что Кэси не ошиблась, что никто её не обманул.
И залилась слезами, что смешивались с дождём и душили её, сжимая горло и мешая позвать его, произнести заветное, любимое, единственное имя.
Пропало всё: и тяжёлая, удушающая тоска, и болезненное отчаяние, и смятение, и страх… Как будто их и не было никогда. Всё это время Генрих был жив, с ним всё было в порядке, письмо оказалось поддельным, а она переживала, плакала, даже жить не хотела… Наверное, он обидится, если узнает, что она чувствовала. Кристина на его месте бы точно обиделась.
Она обвила его шею руками, прижавшись щекой к мокрому сукну его чёрного плаща. Её собственный плащ распахнулся, в обнажённую кожу больно впилась резная застёжка, но Кристине было всё равно. Она хотела прижаться к Генриху ещё сильнее, чтобы ощутить его настоящесть, реальность, чтобы понять, что это правда он.
Это был он — уж она бы не ошиблась.
Ей всё ещё хотелось рыдать, но она попыталась взять себя в руки и выдохнуть одно беззвучное:
— Генрих…
— Всё хорошо, я здесь, — раздался голос у самого уха, дыхание приятно зашелестело по коже и волосам. Голос, его голос… Это он, он, он! Он вернулся. — Я здесь, я с тобой.
Кристина прижималась к нему, водила кончиком носа по его щеке, перебирала пальцами мокрые волосы, будто хотела вычесать из них седину. Не сразу она поняла, насколько промокли её туфли. Она хотела поцеловать мужа, но решила, что это плохая идея, раз уж он с дороги. Ничего, для поцелуев у них будет впереди ещё много лет.
— Мне… мне сказали, что…
— Я знаю, — прервал её Генрих, и она вновь разразилась рыданиями. — Я всё объясню потом. Пойдём скорее в замок, ты простудишься.
Но Кристина не хотела выпускать его из объятий, боясь, что он исчезнет, снова пропадёт, и ей опять придётся думать, что он мёртв.