Ветер прошлого
Шрифт:
Этот росток жизни, развивавшийся у нее под сердцем, росток, на который она сознательно или бессознательно рассчитывала при построении своего будущего, встал между нею и остальным миром в момент наивысшего расцвета ее юности. Никогда в жизни ей еще не было так страшно и одиноко.
Она подумала о Рибальдо, благородном разбойнике, который любил ее и в которого она сама была влюблена. Зачем она тогда сбежала от него? Теперь, когда связь с чудесным прошлым была окончательно разрушена, она поняла, что ничто и никогда не сможет изгнать Рибальдо из ее сердца. Но она потеряла
Саулина обхватила лицо руками, продолжая плакать.
— Гульельмо, — рыдала она, — моя собственная гордость меня погубила!
В необъятных размеров кабинете палаццо герцога Сербеллони Саулину принял секретарь первого консула Фовле де Бурьен. У него был кроткий вид верного мирного пса, впрочем, он в любой момент мог зарычать, если бы счел, что хозяину угрожает опасность. Он наслаждался своим положением в тени великого человека, при одной мысли о потере такого положения его бросало в дрожь. У него были обрюзгшие, свисающие, как у мастифа, щеки и хищный взгляд хорька. Своей нынешней высокой должностью Бурьен был обязан тому, что он единственный проявил доброжелательность по отношению к маленькому корсиканцу, когда они вместе учились в школе в Бриенне. Он никогда не смеялся вместе с другими над малым ростом Наполеона, не издевался над его низким происхождением. Наполеон этого не забыл.
«Так это и есть знаменитая Саулина», — подумал он, увидев девушку, чья бледность и строгость выдавали страшное внутреннее напряжение.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил он, указывая ей на изящное резное кресло.
— Я хочу видеть первого консула, — деловито и властно сообщила она, отлично научившись распознавать подчиненных, пусть даже занимавших самые высокие должности.
— Понятно, — кивнул Бурьен.
Он привык видеть у себя в приемной женщин всяких рангов и состояний, добивавшихся чести получить аудиенцию у Бонапарта. Саулина, пожалуй, была красивее, моложе, соблазнительнее и своеобразнее других, но тем не менее она была одной из многих.
— Не думаю, что вы сможете увидеть первого консула… по крайней мере сегодня, — объявил секретарь.
— Но у меня неотложное дело!
— Все дела Наполеона Бонапарта являются неотложными. Другими он не занимается.
— А завтра? — настаивала она. — Если я вернусь завтра?
— Очень маловероятно, — безжалостно продолжал Бурьен.
Саулина растеряла всю свою уверенность, ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. Каждый новый шаг разрушал прекрасный, но хрупкий замок ее надежд.
— Что же мне делать? — воскликнула она, устремив на секретаря полный отчаяния взгляд.
Бурьену стало жаль ее, он вспомнил свои юношеские иллюзии и подумал о жестокости власти, о том зле, которое в мгновение ока мог причинить такой человек, как Бонапарт, девушке вроде этой, стоявшей сейчас перед ним.
— Вам остается только ждать, — сказал секретарь.
— Сколько ждать?
— Пока
— Но я Саулина…
— Саулина Виола, я знаю, — добродушно перебил ее Бурьен.
— Вы меня знаете? — Саулина была приятно удив-лена.
— Я тоже был в тот день в Корте-Реджине.
— Извините, но я вас не запомнила.
Бурьен снисходительно пожал плечами:
— Такова уж моя судьба — вечно оставаться незамеченным.
— Вы мне поможете? — с надеждой спросила Саулина, почувствовав, что имеет дело с добрым человеком.
— Увы, от меня мало что зависит, — признался он.
— Для Бонапарта вы самый близкий человек.
— Могу я быть с вами откровенным?
— Я прошу вас об этом! — с жаром воскликнула Саулина, готовая на все, лишь бы положить конец неопределенности.
— Видите ли, моя дорогая, — объяснил Бурьен, — в своей частной жизни великие люди подразделяются на две категории: на тех, кто занимается делами, когда им не хватает женщин, и тех, кто вспоминает о женщинах, когда завершены все государственные дела.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что уже сказал, — сухо заключил Бурьен. — И вы меня прекрасно поняли.
— Не очень-то вы мне помогли, — тяжело вздохнула Саулина.
— Я был с вами предельно откровенен.
— И вы говорили искренне?
— Среди всех известных мне опасностей искренность представляется наиболее серьезной.
Что еще он мог ей сказать? Что первый консул обожал предаваться злословию и сплетням, находясь в постели с женщинами? Что, узнав из полицейских отчетов об измене какой-нибудь синьоры мужу, спешил сообщить об этом злосчастному рогоносцу? Что другую шестнадцатилетнюю итальянку, не менее красивую, чем Саулина, Наполеон, позабавившись с ней, выставил за дверь посреди ночи, как надоедливую собачонку? Что ему доставляет садистское удовольствие издеваться над женщинами?
— Передайте ему… Нет, не нужно, — оборвала себя Саулина, поворачиваясь, чтобы уйти.
В карете по дороге домой она решила, что единственным достойным выходом для нее является смерть. Только так она сможет избежать отчаяния и позора. Джузеппина Грассини была добра к ней и простила ее, даже когда Саулина заняла ее место в постели Бонапарта. Джузеппина выложила ей всю жестокую правду без утайки, а она не поверила, прислушиваясь к голосу своих иллюзий да к словам мужчины, произнесенным в минуту страсти.
По возвращении домой она постаралась избежать встречи с Джузеппиной и немедленно закрылась в своей комнате, захватив по дороге значительный запас настойки опия. Приготовив раствор, Саулина выпила все до капли. Ей с ее ошибками нет места в мире. Она упала на постель и начала шептать слова последней молитвы, куда-то уплывая, подхваченная вязкой, маслянистой бесконечностью, из которой невозможно было выпутаться. Она увидела лица Рибальдо и Наполеона, сливающиеся в одно лицо, дружескую улыбку Джузеппины, измученный взгляд матери, услышала ее кроткий, но уверенный голос, предсказывающий любимой дочери великое будущее… Потом наступила тяжелая и мрачная тишина… все исчезло.