Ветер прошлого
Шрифт:
Узнав об этом, Рибальдо вышел из укрытия, чтобы поговорить с Алессандро Казираги, потому что для населения Боттонуто этот калека мог сделать больше, чем сотня здоровых мужчин. С тех пор они постоянно поддерживали связь друг с другом.
Обрубку уже исполнилось двадцать пять лет. Он держал в своих могучих руках весь огромный район между собором, замком Сфорца и Порта-Чикка. Поэтому он быстро узнал кое-что о Саулине, пропавшей девочке, о которой расспрашивал Рибальдо. Теперь он рассказал другу все, что удалось выяснить.
— Ты уверен, что это была она? — спросил Рибальдо.
— Без сомнения, — ответил Обрубок. — Девочка, выпрыгнувшая из сена, в точности соответствует твоему описанию. Между прочим, мне о ней уже рассказывали.
— Кто рассказывал?
— Старый Захария. Сторож из таверны «Медведь». Он видел ее в таверне в сопровождении одного бродячего лекаря, снимавшего там номер.
— Лекарь притащил ее туда силой?
— Нет, она покорно шла за ним. Старый Захария решил, что она его родственница.
— Что еще?
— Ничего.
— Ты что-нибудь знаешь об этом лекаре?
— Звать его Анастазио Кальдерини. Накануне своего исчезновения он практиковал на контраде Санта-Маргерита.
— Что еще тебе известно? — не отставал Рибальдо.
— Он родом из Милана. Долгие годы отсутствовал, потом появился снова — плохо экипированный и явно нуждающийся в средствах.
— А теперь?
— Опять ударился в бега. И за номер не заплатил.
— Где же девочка?
— Она у Аньезе.
— У какой Аньезе?
— У сводницы Аньезе, и если она еще не получила свою порцию колотушек, значит, скоро получит.
— Ты должен вмешаться немедленно, — приказал Рибальдо.
— Ладно. А когда я ее найду, что с ней дальше делать?
Рибальдо вспомнил о встрече с Саулиной и ее покровительницей на большой дороге между Корте-Реджиной и Лорето.
— Приведи ее сюда, в твой дом.
— Ну, это нетрудно, — усмехнулся Обрубок.
— Но только держи ее крепко, — предупредил Рибальдо. — Меня предупреждали, что она увертлива, как уж.
— Хорошо, я доставлю ее сюда. Что дальше?
— Сегодня вечером я приду за ней. Хочу получить удовольствие, лично доставив ее к мадам Грассини. Любопытно взглянуть, какое у нее будет лицо.
— Ты знаком с любимой примадонной Бонапарте?
— Да, мы с ней познакомились, правда, не на благотворительном балу. Я остановил ее карету, — с дерзкой улыбкой объяснил Рибальдо.
Обрубок взглянул на него с восхищением.
— Наверняка у тебя есть свои причины так рисковать.
— Есть, — подтвердил Рибальдо. — Но мне кажется, у тебя они тоже есть.
— Но ты-то прямо заигрываешь с мадам гильотиной!
Рибальдо трижды плюнул через плечо от сглаза.
— Не каркай, — проворчал он. — О своей
— Ладно, считай, что мы договорились, — кивнул Обрубок.
— Вот и хорошо, — кивнул Рибальдо, в последний раз чокнувшись с другом бокалом превосходного вина из бутылки, которую они распили по-братски.
— Твое здоровье, — ответил Обрубок.
Они осушили бокалы до дна.
— Возьми вот это, — Рибальдо вложил в ладонь другу кошелек с монетами.
Обрубок поблагодарил его улыбкой.
— Они будут распределены по справедливости, — пообещал он.
— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Рибальдо.
Он знал, что все эти деньги пойдут бедным.
— До вечера.
Друзья пожали друг другу руки. Бедняки из Боттонуто узнают, что Рибальдо, лесной разбойник, опять позаботился о них. И будут благословлять его.
17
В облике придворного лекаря Фортунато Сиртори, в его лице, во внушительной, хотя и несколько расплывшейся фигуре, облаченной в длинный, до пят, небесно-голубой халат из тяжелого и блестящего китайского шелка, расшитый крошечными золотыми лилиями, было что-то приторное и извращенное.
Лицо у него было белое с младенчески розовым румянцем, но под светло-голубыми глазками залегли тяжелые мешки, вокруг смеющегося рта образовались глубокие горькие складки. Ровные белые зубы придавали его улыбке неотразимое обаяние, но порой улыбка гасла и на загадочное лицо опускалась непроницаемая завеса тьмы.
Саулина была до смерти напугана внезапно возникшей на пороге фигурой, напомнившей ей некоторые страшные образы, виденные в церкви. Придворный лекарь Фортунато Сиртори был человеком в возрасте, но следы времени на его порочном лице странным образом сочетались с блеском молодости, словно выторгованной в сделке с дьяволом. Корона белоснежных волос, подобно лавровому венцу поэтов и самодержцев, обрамляла его совершенно голый череп. От ушей тянулись такие же белоснежные, хорошо ухоженные бакенбарды. Густые и кустистые, почти черные брови придавали лицу строгость. Он шел к замершей на пороге Саулине, бесшумно ступая по полу босыми ногами, и остановился в двух шагах от нее.
— Чудо, — произнес он с восхищением, — маленькое, ослепительное чудо.
Голос у него был низкий и звучный.
Саулина оглянулась, не сомневаясь, что увидит у себя за спиной того, к кому были обращены эти слова, но обнаружила только мраморные ступеньки лестницы.
— Извините, синьор, — сказала она, — я, должно быть, ошиблась.
— Почему ты так решила? — ласково улыбнулся он.
— Я искала синьора Фортунато.
— А я разве не баловень Фортуны? Фортуна, случай, удача, судьба, провидение — все это мне сопутствует. Значит, я и есть тот Фортунато, которого ты ищешь, — счастливейший из людей.