Ветхая ткань бытия
Шрифт:
— Да?
— Ты в состоянии следить, кто и когда к нам подкрадывается? — монах пошевелил пальцами, и обвёл пространство вокруг себя обеими руками.
— Конечно же, в состоянии. Но тогда «щит» придётся держать тебе. Оба сразу я не выдержу.
— Идёт,
— согласился монах и принялся рассовывать вещи по рукавам. — Для начала забьёмся в какую-нибудь щель.
Тнаммо вернулся в своё тело и тогда уже расхохотался. Можно было смеяться во всё горло, — всё равно никто не услышит. Стены кабинета не пропустят ни единого звука. Альмрин стояла за спиной, тихая и незаметная, как всегда; Пятый повернулся к ней и ласково погладил по голове.
— Кое-что мы узнали, — сообщил он ей и жестом предложил сесть. — Секретность у этих вояк та ещё. Так что польза от моих полётов всё же есть.
«Я волнуюсь за тебя», — ответили её глаза.
— Пока ты охраняешь меня, ничего не может случиться, — улыбнулся Тнаммо.
«Кто-то знает о нас», — настаивали глаза, а по лицу пробежала тень растерянности.
— Именно этим я и хочу заняться. Посмотри, кто-нибудь приближается к острову?
Девушка несколько мгновений сидела неподвижно, после чего отрицательно покачала головой.
— Ну, тогда я пошёл, — Тнаммо ободряюще кивнул ей и поудобнее устроился в кресле.
Закрыл глаза.
И растворился в сотнях сознаний своих крохотных шпионов. Птиц, пауков, мышей. Многие из них быстро путешествовали по Ралиону, иногда перевозя друг друга, иногда «подъезжая» на попавшемся транспорте — более крупных животных, экипажах, в багаже путешественников и прочими способами. Ибо то были не просто искусственные животные — в конце концов, давно известные магам. Тнаммо умел растворяться в лазутчиках, передавая каждому из них часть своего «Я», а взамен забирая частички их искусственно созданных слабеньких сознаний.
Иными словами, он становился как бы божеством.
Всё, что происходило вокруг его посланников, становилось известным. Он не видел миллиона накладывающихся картинок и не слышал жуткой какофонии сотней ушей.
Потоки восприятия не смешивались — он, Тнаммо, как бы расщеплялся на множество своих копий, и каждая из них оставалась им самим.
Что, собственно говоря, и было главным его достижением. То, ради чего к нему приставили этого мальчишку, Хиргола. Ну да ладно. Первый так и не узнает, что он, Пятый, давно уже выследил вожделенный артефакт, за которым охотится Восьмёрка, и — более того — отыскал, где скрывается его владелец.
Восьмёрка не готова немедленно приступать к действиям. А он, Пятый, готов — можно хоть сейчас выкрасть артефакт и истребить столь ненавистного Восьмёрке противника… по крайней мере, попытаться. Но в том то и было дело, что у самого Пятого противник не вызывал ни ненависти ни страха. Если прикажет Первый — другое дело.
Возможно, потому что перестал бояться с той памятной ночи, когда, по обычаю племени, отправился в страшный ночной поход — из него воин племени Увинхор либо возвращается, получив имя и дар мудрости предков, либо не возвращается вовсе.
Странно… куда же делись двое забавных следопытов — человечек и флосс? Не могли же они улететь! Его шпион, птица, похожая на стрижа, всё ещё кружила вокруг — и не смогла понять, куда они испарились. Ну да не страшно. Рано или поздно появятся.
Вскоре его глаза будут повсюду — а подсмотренное «секретное» задание в принципе не позволяло исполнителям действовать, оставаясь невидимками.
Задание гласило буквально: «разведать местоположение тайных лабораторий Лерея. Выявить все пограничные склады и тайные переходы». Звучит как-то путано, и вообще задание странное — но вполне разумное. Так что пошлём-ка мы десяток-другой шпионов поближе к Лерею. Не помешает. А в остальном дело сделано — остаётся только ждать.
Странно, конечно, что специалисту такого класса, как Унэн, поручили столь неинтересное дело. Ну да ладно, с этим будут разбираться другие.
… Тнаммо с наслаждением вытянулся в кресле, после чего выпил чашку восхитительного чая, который принесла ему Альмрин. Всё понимает, всё чувствует… умница. Неважно, что готовить чай её научил сам Тнаммо: у него, как бы он ни старался, никогда не получалось такого.
— Спасибо, — поблагодарил он и увидел в ответ смущённую улыбку.
Что там делает Хиргол, интересно?
Впрочем, это не имеет ни малейшего значения.
— Нечего сказать, — произнёс Гость после того, как ему надоело возиться с плотом.
Собственно, работа была несложной. Тяжеленное дерево оказалось на удивление мягким и пластичным — резалось, хотя и с трудом. Лёгкое же, напротив, было неподатливым, словно камень. Бот тут пришлось повозиться.
… Теперь, существенно утяжелённый, плот был готов отправиться в путь. Так… воду набрал, еды предостаточно. Солнце, поднявшееся из-за Реки, даже до полудня палило беспощадно. Трудно представить, что можно целый день просидеть под его лучами и не пожалеть об этом. Пара шестов, верёвка, весло — всё вроде бы приготовил. Весло получилось корявым, но сломаться не должно.
В книгах всё хорошо, подумал Гость. Там о подобных мелочах не думают. «Срубил дерево», «изготовил лодку», и всё в порядке. Заставить бы каждого автора самому заняться этим… глядишь, хороших книг стало бы намного больше.
Голову пекло немилосердно.
А вода, что плескалась под брёвнами плота, казалась такой прохладной…
«Не прикасайтесь к воде Реки!» — прозвучало в голове Гостя тревожно. Почему, собственно? Ну понятно, подумал он, осторожно отталкиваясь от берега. Так гласят предания. Знаем мы эти предания… и к чему они приводят. Почему бы не попробовать самому заняться их сочинением?
Плот шёл легко, и управлять им оказалось проще простого. Теперь только надо убедиться, что Река действительно спокойная, и нет на ней ни водоворотов, ни порогов, ни прочих препятствий. Всё же он, Науэр, не специалист по таким делам.
Течение было слабым. Стоять над чёрной поверхностью было страшновато, но, стоило немного подгрести, как плот приближался к берегу, и уверенности прибавлялось.
Я Гость, подумал Науэр, изо всех сил стараясь верить в то, что думает.
Вода Реки — самая обычная.