Ветхозаветные пророки
Шрифт:
Пророк напоминает о резне, учиненной в захваченных городах, о жестоком обращении с пленными, об издевательствах над беззащитными женщинами и детьми. Все это не останется без возмездия; Бог — Судия мира, и все люди ответственны перед Ним.
Никогда еще человечество не ставилось так высоко, ибо ответственность означала его высокое достоинство и причастность к замыслам и делам Творца. Преступления народов есть не просто нарушение земного порядка, но прежде всего есть противление воле Божией относительно мира и человека.
Амосу открылись деяния Творца там, где проще всего обнаружить только скопище бессмыслицы, — в истории народов. Он увидел
В свете этого Откровения меняются привычные ориентиры и масштабы. Даже такое знаменательное событие, как Исход, в котором Ягве явил свое благоволение Израилю, не может отныне представляться чем-то совершенно исключительным.
Не подобны ли сынам эфиопов для Меня вы,
сыны Израиля? — говорит Ягве.
Не вывел ли Я Израиль из Египта,
как филистимлян из Кафтора
и сирийцев из Кира?
9.7
С такой предельной ясностью до Амоса не говорил ни один пророк; этому не учил еще ни один мудрец мира. ЛЮДИ РАВНЫ ПЕРЕД ЛИЦОМ БОЖИИМ — вот благочестие иудейского пастуха. Стоит вспомнить, что в те времена египтяне и индийцы называли иноплеменников «сынами дьявола», а греки считали варваров «прирожденными рабами», чтобы осознать всю новизну и смелость его проповеди. Но что говорить о древности, когда и сейчас, через двадцать восемь веков после Амоса, ненависть, презрение и отчужденность продолжают разделять народы.
В том немногом, что дошло до нас от писания Амоса, мы не находим еще проповеди мировой религии, но его универсализм явился важным шагом в направлении к ней.
Можно ли видеть в этом универсализме отказ пророка от веры в избранность Израиля? Безусловно нет, ибо именно эту веру он положил в основу требований, предъявленных к своему народу. В ту эпоху, когда израильтяне колебались между надеждами и разочарованиями, когда они спорили об избранничестве и пытались по-разному истолковать его, сам Господь через пророка дал ответ недоумевающим: избрание — это не привилегия, а великая ответственность, заключенная в духовном призвании. Не потому Израиль стал народом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему было предназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем.
Только вас возлюбил Я из всех племен земли,
ПОТОМУ И ВЗЫЩУ С ВАС ЗА ВСЕ ЗЛО ВАШЕ.
3.2.
Слово «возлюбил» в подлиннике звучит как «познал», т. е. приблизил к Себе, вступил в тесное общение. Это означало, что особый дар богопознания, который получил Израиль, требовал от него полного напряжения нравственной воли, всецелой преданности Богу и Его заповедям. Представитель всего человечества, он должен был воспитать в себе готовность воспринимать Откровение и быть достойным его. Это не имеет ничего общего с вульгарным национальным мессианизмом, ибо по природе своей Израиль ничем не отличается от эфиопов и филистимлян.
Амос отсекает веру от внешнего благоденствия нации. Божия правда стоит надо всем, и если народ, призванный исполнить ее, окажется несостоятелен, он не должен рассчитывать на попустительство и ждать снисхождения. Это та же мысль, которую Христос выразит в притче о талантах: «Кому много дано, с того много спросится».
Так рушились представления воинствующих ягвистов и утверждались иные принципы в отношениях между Богом и человеком. Самого Амоса это новое видение потрясло до глубины души. Быть может, и сам он когда-то не был свободен от общепринятых иллюзий. И с тем большей силой отдался он теперь проповеди Суда Господня. Вавилонские поэты прославляли богатырей, египетские — богов, фараонов и женщин, Гомер воспевал доблесть своих героев и их оружие; Амос же — великий поэт Востока — отворачивается от всего этого, ибо им владеет одно: мысль о Божественной справедливости. Правда — его единственная царица и героиня, только о ней его вдохновенное слово.
Ницше видел в этом извращение простой инстинктивной религии. «Бог справедливости, — говорил он с негодованием, — более не составляет единства с Израилем, он не служит выражением народного самосознания». На самом же деле это был не упадок, а величайший взлет еврейской веры. В лице Амоса она отвергла ложную религию, которая действительно стала лишь проекцией дум и чаяний наций.
Будду, выступившего через полтора века после Амоса, потрясло царящее в мире физическое зло: болезни, старение, смерть. Иудейского же пастуха, взвесившего мир на весах Правды, ужаснуло зло нравственное, ужаснула низость и греховность человека. Когда он смотрел на жизнь своего народа глазами рыцаря справедливости, он не мог не прийти к заключению, что Израиль обрекает себя на тяжкую расплату. Ягве призвал его быть «народом святым», быть единой общиной братьев, связанных верой в Моисеев Завет. Как далеко отошел он теперь от этого идеала!
«В это скверное время, — говорил Амос, — благоразумные помалкивают». Он прекрасно сознавал, какую ненависть возбуждают его речи, но молчать не мог даже перед лицом обвинения и угроз.
Внешняя набожность ни на йоту не оправдывала израильтян в глазах пророка. Напротив, чем больше рвения проявляли они в исполнении обрядов, в соблюдении праздников и священных церемоний, тем отчетливее обнаруживалась их неверность Богу. Дым, поднимающийся от алтаря, горы хлеба, плодов, мяса, гимны и фимиам не могут заменить жизни по заповедям Божиим.
Религия, в которой ощущается оттенок сделки и вымогательства, есть оскорбление Неба. Люди должны навсегда расстаться с надеждой, будто от Бога можно откупиться.
То, что происходило в дни торжеств у жертвенников Ягве, Амос заклеймил как кощунство. Обряды без истинного благочестия, проявляющегося в делах и поступках, становятся глумлением над верой. За восемь веков до Евангелия Амос первый сорвал маску с фарисеев и заговорил о том, что впоследствии столь часто предавалось забвению и в Византии, и в Руси, и в Европе. Ни торжественные процессии, ни паломничества, ни золото окладов не спасут тех, кто творит зло. Их богослужение превращается в богооскорбление.
Ненавижу Я, презираю праздники ваши,
не приемлю каждений на торжествах ваших!
Если принесете Мне всесожжения и дары ваши,
Я отвергну их
И не взгляну на жертвенных тельцов.
Удали от Меня шум песен твоих,
звукам арфы твоей Я не стану внимать,
Но пусть, как вода, потечет правосудие
и праведность, как могучий поток.
5.21-24
С горькой иронией обращается пророк к тем, кто гордится своей избранностью, правоверием и дарами Богу. Пусть они ходят на богомолье и пытаются умилостивить Ягве щедрыми пожертвованиями и праздничными пирами. Это им не поможет!