Ветлуга поёт о вечном
Шрифт:
– Ты о том не заботься. Вон лодка моя,
«Самарянка». Возьми. Ветер нужный теперь.
Он поднимет твой парус и скоро домчит
По течению вверх. Дальше – Бог поведёт.
Сокол в помощь тебе, да отвага твоя.
Ну а меч… Я когда-то в деревне одной,
В Кораблихе, что выше, за Шанзой лежит,
Повстречался со старым марийцем одним.
Дед Ексей его звали. А дочку его
(Жил он с дочкой вдвоём), – звали Устей её.
Был я болен тогда.
Две недели тогда у него я гостил.
К нашей вере склонил их. Он мне рассказал,
Про отважного предка, который служил
Ещё князю Олегу, что Вещим зовут.
И от этого предка хранится в роду
Меч Олегов. Возможно, ты встретишься с ним.
Если благословение будет на то,
Меч тебе он отдаст. А не будет – тогда
Ты уж сам позаботься… Ну, с Богом! Прощай! –
В пояс Фёдору тут поклонился монах,
И крестом троекратно его осенил.
Поклонился и Фёдор до самой земли.
И монахи тогда к малой лодке пошли,
Где товарищ их ждал. А затем по волнам,
По течению вниз, не подняв парус свой,
Покатили они по Ветлуге-реке,
Этой дивной дороге, что катит сама.
4. Нападение на Бакмата
Тихо волны шептались Ветлуги-реки.
А Бакмат между тем всё коня торопил.
Уже сумерки вечер кругом разостлал.
По дороге Бакмат снова пленниц нагнал.
Лишь заметив его, разбежались они,
За татарина вновь поначалу приняв.
Он же им закричал: – Не пугайтесь меня!
Я ваш друг! Я Бакмат! – А когда их собрал,
Рассказал по пути, как погиб Тихомир,
Как погиб его брат и из пленниц одна,
Что вернулась назад. А потом он сказал:
– Тут, совсем недалёко, версты через три,
Деревенька марийская есть. В ней живёт
Мой знакомец, Урса. Вы идите к нему.
От меня передайте привет и поклон.
У него заночуете. Я же – спешу. –
И оставил он девушек возле реки,
Сам вперёд поспешил, чтоб скорей отыскать
Трёх монахов. Всю ночь он в дороге провёл.
Рано утром, измученный в долгом пути,
Конь его еле плёлся тропинкой лесной,
Что лежала от берега недалеко.
А Бакмат в полудрёме сидел на коне;
То совсем забывался и сладко дремал,
То глаза открывал, на дорогу смотрел,
То опять забывался на время во сне.
Справа между деревьев ещё темнота
Лес таила от глаз, мраком тайны укрыв;
Слева между деревьев светлела уже
Голубая река, что спокойно текла,
Рваным пухом тумана прикрывшись едва.
Вот
Стали пробовать, скрывшись в высоких ветвях.
Тут сквозь щебет пернатых и шорох листвы
Вдруг услышал Бакмат скрип колёс впереди.
В перелеске, куда он как раз выезжал,
Две подводы он встречных увидел, на них
Три мужчины: один на передней сидел,
И старуха с ним рядом, в зелёном платке;
Два – на задней подводе. Сравнялись они.
Тут с передней подводы мужик соскочил
Да коня у Бакмата схватил под уздцы:
– Пр-р-ру! Стоять! Заходи-ка, ребята, с боков! –
Приказал он другим. Те зашли со сторон.
– Думал, мы не узнаем по рылу тебя? –
Вдруг старуха сказала. – Вяжите его! –
Думал, было, Бакмат взять свой памятный нож
Да пырнуть одного, так, чтоб страху нагнать,
Да копытом коня сбить другого, да – в лес!
И никто уж тогда не догнал бы его.
Только клятву свою, что давал сам себе,
Тут припомнил: оружие в руки не брать,
Если против людей обернётся оно.
И решил только словом помочь сам себе.
– Люди добрые! Я выполняю наказ
Кузнеца Тихомира… мне надо найти
Трёх монахов… – Его уж тянули с коня.
– Тихомира дружок! – кто-то зло прокричал.
– Конь-то, вона какой у него, подлеца!
– Забирайте коня, отпустите меня… –
Но ему уже руки связали ремнём.
А коня привязали к одной из телег.
– Нож, гляди-ка, какой! На-ко, мать, посмотри…
– Нож оставьте! Отцовский… Я дал вам коня… –
Но в ответ был сильнейший удар по зубам.
Тут свалился Бакмат и ногами его
Стали бить мужики.
– Бей сильней! Не боись!
Он живой нам не нужен, паршивец такой! –
Говорила старуха. – Амбары пожёг… –
Как свалился Бакмат, конь его, словно бес,
Вдруг заржал, залягался, зубами скрипит…
– Тьфу ты! Бешеный чёрт! Успокойся! А ну!.. –
И старуха по морде стегнула коня.
Мужики ж на Бакмате плясали трепак;
Били долго, с азартом, пока уж совсем
Не устали и сами. Глядят, а Бакмат
Не шевелится больше. Детина один
Пнул ещё – ничего, как мешок с ячменём.
– Ладно, хватит с него… Сдохнет сам, если жив!
– Лучше ножичком горло ему перережь,
Пусть его дивный нож-то его и убьёт,
Чтобы точно нам знать. Не поднял бы своих,
Если выживет… – баба сказала тогда,
Протянув сыну нож. Только нож он не взял:
– Что ты, мать?! Я – купец! Не убийца какой.