Вид с холма (сборник)
Шрифт:
Народ на базе был разный: одни водители в промасленных телогрейках, другие в чистых куртках, на манер таксистов. Одни в быту жмоты, другие добряки, но на трассе все молодчаги: случись что, всегда помогут, запаску-кольцо и то отдадут. Иначе нельзя — проскочишь мимо, не жить тебе больше. Не то что будешь загорать часами, никто не подкатит — это само собой. Просто при случае вломят как следует. Не разводя бодягу, отметелят — и точка.
Особняком на базе стояли дальнобойщики. Им-то подолгу приходилось крутить баранку, и они выбирали в напарники только весельчаков. Вот чудаки были! Каждый считал, что у всех
На самосвале особенно не пошебаршишь. Достать стройматериалы в то время было проще простого, да и сейчас можно — выходи на шоссе и голосуй. Нужны доски — останавливай грузовик с тесом, понадобится кирпич — сигналь пятитонке с кирпичом. За десятку весь двор завалят. Вот так многие дачи и отгрохали. Не они первые, не они последние. Подумаешь, на кубометр теса на стройке станет меньше. Шофер поставит бутылку прорабу, тот спишет «как отходы и бой». Все принадлежит всем, то есть конкретно никто ни за что не отвечает. Кстати, никак не могу взять в толк, зачем на стройки завозят столько материала? Ведь из него можно еще один объект возвести.
Мы в основном сливали бензин, благо он у нас в отечестве был дешевле газировки. А нам-то и совсем лафа — давали талоны на месяц. Куда ни едешь, заметишь гаражи, завернешь, напузыришь частникам сколько надо. Четко. И частники не в обиде — вполовину дешевле, чем на заправке. Ну, иногда еще диспетчеру подкинешь трояк, а он тебе пару ездок припишет. План планом, а премия премией. Так что на автобазе жить было можно.
Днем в весенние деньки наступала благодать: припекало, в окно врывалась свежая струя; на улицах девчонки-продавщицы грелись на солнышке, красивые такие, чертяки! После зимы все казались красивыми. Глаза у них загорались, что ли? По вечерам подмораживало, и приходилось туговато: машину то и дело заносило; случались и аварии.
Был на базе один паренек. Свой самосвал вечно подкрашивал, в кабине пристроил приемник. Сам ходил модный такой… Утром идет к своей тачке, машет путевкой, улыбается, подмигивает мне. Влезет в кабину, врубит приемник на полную мощность и как рванет. Много раз встречал его на трассе — всегда гнал как бешеный; самосвал гремел и подпрыгивал; инспекция только хмурилась и грозилась. А паренек сидит себе за баранкой, улыбается. «Дешевый фраер» обзывали его, а он знай себе работает с опережением графика и без аварий. И все же накаркали. Как-то весной на скользкой дороге занесло его. Одни говорили, его «козел» напугал, другие — будто от пешехода увернулся. В общем, вылетел он с полосы да прямо в каток! Я почти ничего не знал об этом пареньке, но вот запал он мне в память. Иду на базу. «Вот сейчас, — думаю, — его встречу, выйдет из диспетчерской, развеселый такой, помашет путевкой, подмигнет…»
Летом все стало в норме, и что я ощутил за рулем — это свободу. В любой момент мог куда-нибудь махнуть: завернуть домой — подзаправиться, скатать на Кабан — окунуться. Размечтавшись, я представлял, как подкоплю деньжат, куплю подержанную тачку, отделаю ее на базе и стану счастливчиком. К этому времени мой «Ковровец» пришел в полную негодность, а возиться с ним не хотелось. Я уже подумывал о собственном транспорте более высокого класса.
Летом меня прикрепили к дорожному ассу Кольке; мы с ним посменно гоняли один самосвал, и сразу поладили.
Колька
— Если у мужика нет шрамов, у него должны быть болезни, — подмигивал мне Колюха. — Болезни средних лет.
Его жена — маленькая, худая со звонким голосом; о себе говорила:
— Меня не видно, но зато слышно.
Не знаю, как наедине, а на людях Колькина жена всячески выказывала свою заботу: то накинет ему на плечи кофту «от радикулита», то подаст чай с нарезанными яблоками и ласково так проворкует:
— Люблю мужчин определенных профессий.
Колька с первого захода взял меня под опеку и дал дельные советы:
— Двигаться с горы опаснее, чем в гору, учти, капитально… Перед обгоном сбавь скорость, чтоб увеличить скоростной момент… Клюешь носом, остановись, немного покемарь. И помни три Д — «Дай дорогу дураку!».
Благодаря Кольке я отшлифовал мастерство и вскоре вместе с ним уже болтался на доске передовиков. И мать была довольна (я зарабатывал вполне прилично), только иногда говорила:
— Все-таки надо закончить техникум. Вечернее отделение. Ведь тебе осталось учиться всего ничего. Диплом не помешает.
— Какой смысл?! — усмехался я. — У меня уже есть определенная профессия, а химию я, кстати, всегда терпеть не мог.
…А потом меня призвали в армию. Служил я в Прибалтике, водил бронетранспортер; так что мой стаж вождения оказался непрерывным. Да и вообще мне служилось довольно легко, все-таки до армии я получил спортивную закалку в мотоклане и приобрел трудовые навыки на автостанции.
Через три года я снова вернулся на базу; меня встретили с распростертыми объятиями. Особенно Колька.
— Ну и порядок, — горячо объявил. — Теперь подбери себе хорошую бабешку и создавай семью. Мужик должен быть хозяйственным, а ты сейчас — тундровый.
Приблизительно то же самое сказала и его жена, и моя мать. Короче, меня стали обрабатывать, но я не сдавался. Еще года два встречался то с одной девицей, то с другой. Теперь-то я, возмужавший, держался с ними, девицами, как надо. Чуть какая закривляется, поворачивался и уходил.
С некоторыми вообще вел себя жестко. И удивительная штука, им это нравилось. Нравилось подчиняться. Оказалось, их не надо упрашивать, просить, им надо приказывать и действовать. Женщина всегда ждет от мужчины действий. И уважает его власть. Власть — вот что женщина больше всего ценит в мужчине. Потому и нельзя ей ни на минуту казаться слабым. Почувствует твою слабость — все! Потеряешь уважение.
Вот к этому я и пришел в результате опыта и одерживал одну победу за другой, совсем стал, как Вадька, мой дружок по автостанции. Кстати, он-то с этим завязал и, как я случайно узнал, женился на Наталье. А я вот так запоздало разыгрался, наверстывал упущенное до армии. Кое в чем даже переплюнул Вадьку, стал привередлив: одну девицу считал глупой, другую — болтуньей; у одной коленки острые, у другой — толстый нос.