Видессос осажден
Шрифт:
Аплодисменты раздались рядом с платформой и прокатились по всему залу. Маниакес и Гориос обменялись удивленными взглядами. На мероприятиях такого рода не хотелось ничего оставлять на волю случая. Пара дюжин мужчин с золотыми монетами в поясных мешочках могли вызвать большой энтузиазм и передать его толпе.
Рассказывать Агафию о таком мошенничестве было бы - бессмысленно было найдено слово "Маниакес". Если бы вселенский патриарх был удовлетворен полученным ответом, он проповедовал бы лучше. Так, во всяком случае, сказал себе Автократор.
И
Снова аплодисменты начались с платной клаки. Снова они распространились за пределы клаки. Что касается Маниакеса, то Агафиос говорил просто разумно. Как Видесс, находящийся на грани падения перед своими врагами, мог беспокоиться о том, женился ли он в пределах, запрещенных иерархией храма, было выше его понимания.
Однако это было не за пределами нескольких видессиан. "Предатель!" - кричали они, находясь в безопасности в анонимности толпы. "Капитулятор!" "Лучше умереть в постели и отправиться к свету Фоса, чем жить в грехе и провести вечность во льдах Скотоса!" Они выкрикивали такие вещи и в адрес Маниакеса, и в адрес Лисии, которой там не было, - вещи, за которые он обнажил бы меч, если бы знал, на кого его обратить.
Он сделал пару шагов к Агафию. Гориос положил руку ему на плечо. "Осторожно", - предупредил Севастос. "Ты уверен, что понимаешь, что делаешь?"
"Я уверен", - прорычал Автократор.
Его тон заставил кузена выглядеть еще более обеспокоенным. "Что бы это ни было, ты уверен, что не пожалеешь об этом завтра в это же время?"
"Я почти уверен", - сказал Маниакес, больше походя на самого себя. У Регориоса, все еще выглядевшего несчастным, не было выбора, кроме как отойти в сторону и позволить своему повелителю делать все, что он захочет.
Агафий выглядел удивленным, увидев приближающегося Автократора; если бы все шло по плану, Маниакес не заговорил бы до тех пор, пока патриарх не закончил. Что ж, подумал Маниакес, не всегда все идет по плану. Если бы это было так, я был бы сейчас в Машизе, а не здесь.
Как Севасты не смогли удержать его, так и вселенский патриарх не смог удержать его от выступления сейчас, поскольку он выказал желание сделать это. "Ваше величество", - сказал Агафий и, поклонившись, удалился.
Маниакес стоял на краю платформы и смотрел на запад. Его поле зрения заполнила толпа, заполнившая площадь Паламы, но там, на дальней стороне площади, была Средняя улица, по которой процессия пришла со стороны городских стен с суши. А за стенами, очевидно, не учитываемые многими горожанами, остались кубраты и макуранцы.
Пару минут Маниакес просто стоял на месте, которое принадлежало Агафиосу. В его сторону полетело несколько насмешек, но большая
Наконец Автократор заговорил, повысив голос так, чтобы он звучал как на поле боя. "Меня не очень волнует, любишь ты меня или нет". Это была наглая ложь, но это также была броня против того, как люди называли его и Лисию. "То, что ты думаешь обо мне, - это твоя забота. Когда моя душа пройдет по мосту разделителя и я предстану перед Господом с великим и благим умом, я сделаю это с чистой совестью.
"Но это не имеет значения, как я уже сказал. Когда наступит День Середины Зимы, вы можете ругать меня, как вам заблагорассудится. И вы будете. Я знаю вас, жителей города - вы будете. Продолжайте. Тем временем мы должны быть уверены, что сможем отпраздновать День Середины зимы в Амфитеатре. Тебе не нужно любить меня, чтобы это произошло - солдатам не нужно любить своего капитана, просто делай то, что он от них требует, и не делай хуже. После того, как мы защитим город, мы сможем нападать друг на друга сколько душе угодно. До тех пор нам было бы разумнее подождать ".
Тишина. От всей толпы - тишина. Несколько членов платной кланки зааплодировали, но их аплодисменты казались такими же потерянными в пустоте, как и предыдущие насмешки. Маниакес думал, что добился отсрочки, если не принятия решения. Он бы с радостью согласился на это. И затем, в тишине, раздается крик: "Фос позволит городу пасть из-за твоего греха". И после этого снова крики, горячие, свирепые, смертельные.
Где были худшие враги - за стенами или внутри? Ему хотелось закричать самому, призвать солдат убивать ненавистных хеклеров. Но, сделав это, какое значение имеет, отбросит ли он макуранцев и кубратов? Над чем бы он тогда правил и как?
Он поднял руку. Медленно воцарилась тишина. "Если город не падет, значит, разрешение святого вселенского патриарха должно быть действительным. И город не падет". Снова тишина, теперь затянувшаяся. Вызов. Принят.
VI
За стенами затрубил рог. Возможно, когда-то давным-давно это был видессианский рог. Однако кубраты, которые на нем играли, ничего не знали о видессианских представлениях о музыке. Чего он хотел, так это поднять шум с помощью рога, как можно больше шума, как ребенок поднимает шум, чтобы подбодрить свою армию деревянных солдатиков, когда они выходят на войну.
Но только в воображении ребенка деревянные солдаты будут атаковать и сражаться и, конечно же, храбро сметать все перед собой. То, что кубраты вызвали к жизни, было реальным, настолько реальным и пугающим, что он мог бы быть скорее колдуном, чем простым валторнистом.
Вопя, как демоны, кубраты вырвались из своих лагерей и устремились к городу Видессу, некоторые верхом, другие пешком. Они начали выпускать стрелы в своих врагов на стенах еще до того, как те оказались в пределах досягаемости, так что первые стрелы упали в ров у основания большой груды камней, а те, что последовали сразу за ними, ударились о камень и в основном задрожали.