Видессос осажден

Тертлдав Гарри

Но, подобно каплям дождя в начале шторма, это были лишь первые из многих. Как только это было возможно, стрелы поднялись по внешней стене и полетели среди защитников наверху. Один из них просвистел мимо лица Маниакеса, а затем опустился и ударил во внутреннюю стену у ее основания.

Не все стрелы летели среди защитников. Менее чем в двадцати футах от Автократора на мостовую упал человек, корчась, плача, проклиная, крича. Двое его товарищей, сами рискуя получить еще больше стрел, когда могли спрятаться за зубцами, отвели его к осадной

башне. Внутри ждали хирурги, чтобы сделать все, что в их силах, для раненых. Жрецы-целители тоже ждали, чтобы приложить свою веру и силу к ранам войны.

Катапульта дернулась и глухо стукнула. Вылетел дротик, плоский и быстрый. Он попал ногой кочевника в его лошадь. Лошадь упала, как подкошенная, зажав другую ногу противника между своим брыкающимся телом и землей. Крики кубрата, если он их издавал - если он был жив - были утеряны, похоронены, забыты в суматохе.

Камнеметы на стене тоже бросают в нападающих свою страшную ношу. Человек, пораженный камнем, весящим вдвое меньше его самого и летящим со скоростью стрелы, перестает быть человеком, превращаясь вместо этого в мгновение ока в красный ужас, либо лежащий неподвижно, размазанный по земле, либо плачущий, как сломленный младенец, лишенный груди, брата, надежды.

И Маниакес, видя, о чем бы он горевал, если бы это случилось с одним из его собственных подданных, даже с тем, кто ненавидел его как кровосмесительного тирана, радостно захлопал в ладоши и крикнул команде, запустившей роковой камень: "Дайте им еще один точно такой же, ребята!"

И экипаж сделал все возможное, чтобы подчиниться, и закричал от ярости и разочарования, когда их следующая ракета, не причинив вреда, упала на землю. Маниакес тоже застонал, когда это произошло. Только позже он подумал о том, какой странной была бизнес-война.

В любом случае у него не было времени для подобных мыслей, потому что некоторые кубраты, вместо того чтобы задержаться у рва перед внешней стеной, спустились в него вместе с лестницами, достаточно высокими, чтобы дотянуться из этого углубления до верха стены. Однако не многие из этих лестниц когда-либо поднимались наверх. Камень, брошенный прямо вниз, а не из катапульты, сокрушал человека так же основательно, если не так эффектно, как камень, выпущенный из камнемета. Видессианские защитники также обрушили дождь стрел и кипящей воды на головы кубратов прямо под ними.

Одетый в кольчугу обычного солдата и сильно потрепанный шлем, Маниакес-старший подошел к своему сыну. Он на мгновение заглянул в ров, затем кивнул с мрачным удовлетворением. "Я не думаю, что они попытаются это повторить в ближайшее время", - сказал он. "Там небольшая резня".

"Это возвышенность", - согласился Маниакес. "Если они позволят нам удержать ее, они заплатят за это". Он нахмурился. "Если они позволят нам держать его на высоком уровне, они заплатят за это". Он указал, чтобы показать, что он имел в виду.

Возможно, Этцилий, несмотря на лучший совет, который, несомненно, должны были дать ему макуранцы, думал, что Видессос,

город, падет от прямого нападения, и не обращая внимания на все эти навороченные машины, на создание которых он потратил столько времени и сил. Возможно, он верил, что имперцы забились в свои стены только из страха и им не хватило духу противостоять его свирепым воинам. Если это было так, он получил дорогой урок обратного.

И теперь он действовал так, как должен был поступить с самого начала. Лестницы лежали во рву; через некоторое время видессиане подожгли их, чтобы избавиться от них.

Тем временем, однако, воины Этцилия и упряжки лошадей перетащили его собственные камнеметы, которые макуранцы научили его делать, туда, где их можно было закрепить на стенах. Еще несколько человек - Маниакес считал их видессианскими пленниками, а не кубратами - таскали камни наверх и складывали их рядом с машинами.

"Сбейте мема с ног!" - крикнул он своим экипажам катапульт. Но на большом расстоянии это было не так-то просто. Кубратам оставалось только попасть в стену - цель, по которой они вряд ли могли промахнуться. Попасть в конкретных камнеметчиков, как это требовалось делать видессианцам, было совсем другим делом.

Время от времени, благодаря любопытному сочетанию хорошей стрельбы и удачи, столь необходимой для успеха на войне, экипажу видессианской катапульты удавалось сбросить каменный квадрат на вражеский двигатель, что приводило к таким же катастрофическим последствиям для этого двигателя, как и для человека, к несчастью оказавшегося на пути такого снаряда. Поврежденный камнеметатель в мгновение ока превращался из двигателя в растопку, а команда видессианской катапульты капризничала, колотила друг друга по приборам и хвасталась всем, кто слушал, или, что чаще, всем, кто находился поблизости, слушал или нет.

И кубраты заставляли своих пленников убирать обломки разрушенного камнемета, причем упомянутые обломки иногда доходили до людей, обслуживавших двигатель, и были ранены, когда в них попал отлетевший от него осколок. И они подтащат еще один камнемет и вернутся к обстрелу стен Видесса, города.

Наверху, на проходе у внешней стены, Маниакес почувствовал, что попал в непрекращающееся землетрясение средней силы. Камни разбивались о каменную кладку стены, и каждый удар отдавался прямо в подошвах его ботинок. Грохот ударов камня о камень тоже напомнил ему о страшном грохоте землетрясения.

Но землетрясения, какими бы страшными они ни были, прекратились через минуту или две. Это продолжалось и продолжалось, непрерывное движение под ногами почти вызвало у него морскую болезнь. Многие камни, брошенные машинами, отскакивали от стен без всякого эффекта; каменщики, которые строили эти сооружения столетия назад, знали свое дело.

Однако время от времени кубраты пускали в ход особенно твердый камень, или тот, который был брошен особенно сильно, или тот, который попал в лучшее место или под лучшим углом. Затем камень на стене тоже разлетелся вдребезги.