Видоизмененный углерод
Шрифт:
По какой-то необъяснимой причине моя ярость мгновенно испарилась. Нежно опустив голову коммандос на пол, я удивленно поднес руку к торчащим из лица щепкам. И только в этот момент я понял, что в меня выстрелили, а пуля, пробив тело насквозь, вылетела из груди и расщепила ножку стола. Ещё не до конца сознавая, что произошло, я опустил взгляд и увидел темно-красное пятно, расплывающееся на рубашке. Никаких сомнений. Выходное отверстие такого размера, что в него войдет шар для гольфа.
С осознанием того, что я ранен, пришла боль. Мне показалось, как кто-то быстро протащил через мою грудную полость стальную щеточку для чистки курительных трубок. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я поднял руку,
– Не двигайся, мать твою!
Этот крик, искаженный страхом, вырвался из молодой глотки. Согнувшись пополам, я бросил взгляд через плечо. У меня за спиной в дверях стоял молодой мужчина в полицейской форме. Он сжимал в руках пистолет, из которого только что выстрелил. Было заметно, как оружие дрожит. Задыхаясь от кашля, я отвернулся к столу.
«Смит-вессон» был у меня прямо перед глазами, сверкая серебром, на том самом месте, где я оставил его меньше двух минут назад. Возможно, меня подтолкнуло именно осознание того, как мало времени прошло с момента, когда Сара была ещё жива и все было в порядке. Меньше двух минут назад я мог бы взять пистолет. Так почему бы не сделать это сейчас? Стиснув зубы, я крепче зажал рану в груди и, шатаясь, шагнул вперед. В горле забулькала теплая кровь. Ухватившись свободной рукой за стол, я оглянулся на полицейского, чувствуя, как мои губы раздвигаются скорее в усмешке, чем в гримасе боли.
– Не вздумай, Ковач!
Сделав ещё шаг, я прижался к столу бедром. Дыхание со свистом вырывалось между зубами, клокоча в горле. «Смит-вессон» золотой обманкой блестел на изрезанном дереве. Где-то над Пределом с орбиты сорвался пучок энергии, озаривший кухню голубым свечением. Я слышал зов водоворота.
– Я сказал, не…
Закрыв глаза, я протянул руку к лежащему на столе пистолету.
ЧАСТЬ 1. Прибытие
(Выгрузка после гиперкосмического пробоя)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Возвращение из мертвых может быть очень мучительным.
В Корпусе чрезвычайных посланников учат полностью расслабиться перед тем, как тебя поместят на хранение. Отключиться от всего и свободно плавать. Это самый первый урок, и учителя вдалбливают его прочно.
Вирджиния Видаура – пронзительный жесткий взгляд, изящное тело танцовщицы, скрытое мешковатым форменным комбинезоном. Я отчётливо представил, как она расхаживает перед нами в классе. «Ни о чем не беспокойтесь, – повторяла Вирджиния, – и все будет в порядке». Десять лет спустя я встретил её в тюрьме, принадлежащей Управлению правосудия Новой Канагавы. Видауре грозил срок от восьмидесяти до ста лет: вооруженное ограбление и нанесение органических повреждений. Когда ее выводили из камеры, она сказала: «Не беспокойся, малыш, все будет в порядке». Затем Видаура закурила, глубоко затянувшись и набирая дым в легкие, до которых ей теперь не было никакого дела, и пошла по коридору с таким видом, будто направлялась на нудное совещание. Я смотрел ей вслед, пока мне позволяла решетка камеры, как заклинание шепча прощальные слова Видауры.
Не беспокойся, всё будет в порядке. Многозначительная шутка, едкая сатира улицы. В этих словах были и неверие в эффективность системы наказаний, и ключ к тому неуловимому состоянию рассудка, которое необходимо, чтобы благополучно преодолеть скалы психоза. Что бы ты ни чувствовал, о чем бы ты ни думал, кем бы ты ни был в момент, когда тебя помещают на хранение, ты будешь продолжать испытывать то же, когда выйдешь назад. Тревога и беспокойство могут создать значительные проблемы. Так что надо полностью расслабиться. Отключиться. Забыться и свободно плавать.
Если на это есть время.
Я вынырнул из резервуара, барахтаясь, держа одну руку на груди и зажимая несуществующие раны, а другой нащупывая несуществующее оружие. Вес собственного тела обрушился на меня тяжелым молотом, и я рухнул назад в невесомый гель. Взмахнув руками, я больно ударился локтем о стенку резервуара и вскрикнул. Комки геля забились мне в нос и в рот. Закрыв рот, я ухватился за рукоятку люка, но гель был везде: в глазах, в носу, обжигал горло, скользкой массой облеплял руки. Сила тяжести разжала мою ладонь, вцепившуюся в рукоятку люка, и навалилась на грудь многократной перегрузкой, вжимая обратно в гель. Тело судорожно забилось в тесном резервуаре. Невесомый гель? Да я тонул!
Вдруг я почувствовал, как меня подхватили чьи-то сильные руки и вытащили на поверхность. Пока я, отфыркиваясь, ощупывал грудь, убеждаясь, что на ней нет ран, мне довольно грубо вытерли полотенцем лицо. Теперь я мог видеть. Впрочем, я оставил это удовольствие на потом, а для начала решил исторгнуть содержимое резервуара из носа и горла. Где-то полминуты я сидел, опустив голову, выкашливая гель и пытаясь понять, почему все такое тяжелое.
– Ну вот, никакая подготовка не помогла. – Жесткий мужской голос. Из тех, что можно услышать только в исправительных учреждениях системы правосудия. – И чему вас учат в Корпусе чрезвычайных посланников, Ковакс?
Только теперь я все понял. На планете Харлан Ковач – фамилия распространенная. Все знают, как произносить её правильно. А этот мужчина не знал. Он говорил на амеранглике, растягивая гласные, не так, как на Харлане. Но даже с поправкой на это мою фамилию он изуродовал, произнеся на конце твердое «кс» вместо мягкого славянского «ч».
И здесь все очень тяжелое.
Это откровение проникло в мое затуманенное сознание как кирпич, вдребезги разбивающий матовое стекло.
Я на другой планете.
Итак, Такеси Ковача (а точнее, его оцифрованный мозг) переправили куда-то очень далеко. А поскольку Харлан является единственной обитаемой планетой в системе Глиммера, это означает межзвездный скачок…
Куда?
Я огляделся вокруг. Простые неоновые трубки, подвешенные к бетонному потолку. Я сидел в открытом люке цилиндрического резервуара из тусклого металла, напоминая древнего авиатора, забывшего одеться перед тем, как залезть в кабину биплана. Цилиндр оказался одним из двадцати, установленных в ряд вдоль стены. Напротив находилась массивная стальная дверь. Запертая. Воздух был сырой и прохладный, бетонные стены не покрашены. На Харлане помещения выдачи оболочки по крайней мере радуют глаз мягкими тонами, а обслуживающий персонал любезен и учтив. В конце концов, считается, что ты отплатил долг обществу. И минимум, что тебе могут дать, – это солнечный старт в новую жизнь.
Однако в стоящей передо мной фигуре ничего солнечного не было. Под два метра ростом, мужчина выглядел так, будто всю сознательную жизнь сражался с болотными пантерами, пока ему не представилась эта вакансия. Мышцы вздувались на руках и груди бронежилетом, а на коротко остриженной голове красовался шрам, зигзагом молнии пересекавший череп и скрывавшийся за левым ухом. Он носил свободную чёрную одежду с погонами и круглым значком на груди. Глаза, не уступавшие цветом одежде, следили за мной с жестким спокойствием. Мужчина помог мне сесть и тотчас отступил назад, чтобы я не смог до него дотянуться, – точно по инструкции. Судя по всему, он давно занимался этим делом.