Видящая
Шрифт:
– Держи, – произнес шаман, протягивая Гектору кружку, полную ароматного чая. – Пей. И задавай свои вопросы.
Дайд вздохнул. Интересно, а Тайра лет через… пятьдесят тоже станет такой бесцеремонной?
Если доживет.
– Вы Джуро Тэ – шаман, который учил Моргана Рида?
– Он самый.
– Почему переехали из Грааги сюда?
– Не сюда. Сначала на юг, а потом уж сюда. Побоялся я в столице оставаться: если бы война началась, там самое жаркое место было бы. А на юге просто не понравилось, не мое.
– Когда последний раз видели Рида?
–
– Зачем он приходил?
Джуро Тэ
– Чтобы узнать, сколько времени есть у Тайры. – Шаман хмыкнул и добавил: – Странная у тебя работа – задавать вопросы, на которые ты знаешь ответ.
Если Джуро Тэ и пытался смутить Гектора этим заявлением, то у него ничего не вышло.
– И сколько времени есть у Тайры?
– До лета, – отрезал шаман, и Дайд слегка покачнулся, прикрыв глаза. – А лето совсем скоро.
Да. Совсем скоро. Меньше двух недель…
– По крайней мере, тогда так было, сразу после Дня Альганны, – продолжал Джуро Тэ. – Но Морган не мог сидеть сложа руки. Возможно, что-то изменилось и времени стало чуть больше, но вряд ли намного.
– Что-нибудь еще спрашивал?
– А как же, много всего. У него самого на Тайру-то гадать почти не получается. Всегда так – на себя и близких плохо гадается. А все потому, что сердце может не пожелать правду принять.
– И что за правду ты ему сказал?
– Что умрет она, если ей кровь Альго не поможет. И не просто кровь, а кровь детская. Ребенок Альго.
Гектор стиснул зубы. Да, примерно то же самое сказала Ив. Ребенок Тайры и Риана способен уничтожить проклятие, но сам он вряд ли выживет.
– Почему именно Альго? Почему не любой другой ребенок?
Шаман понимающе усмехнулся, не отводя взгляда.
– Опять ты хочешь услышать от меня то, о чем уже знаешь. Ребенок любой другой крови не сможет перетянуть на себя проклятие, поставленное задолго до его появления. Только Альго.
– И что собирался сделать Рид?
– Добывать жизненную силу, пока способен. Откуда ему было взять ребенка Альго? Но моему ученику повезло. Теперь у Тайры есть шанс.
Задавать следующий вопрос было не легче, чем пытаться поднять без магии огромный камень.
– Я могу ее спасти? Хоть что-то я могу сделать?
Ответ был категоричным и острым, он полоснул Гектора, словно кинжалом.
– Нет.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Ты ничего не можешь сделать. И никто не может. Только ребенок Альго.
– Он умрет?
К удивлению Гектора, Джуро Тэ поколебался, прежде чем ответить:
– Не уверен. Руны не дали однозначного ответа, как будто существуют две вероятности. В одной из них он умрет, а в другой – останется жив. Но как так может быть, я не ведаю.
И последний вопрос…
– Почему ты так легко мне все это рассказываешь?
Шаман посмотрел
– Я уже сказал. Нет ничего героического в том, чтобы дать ответы, которые давно известны. Ты всего лишь хотел получить подтверждение словам другого человека и своим мыслям – ты его получил. Что-то еще желаешь узнать?
Гектор многое мог бы спросить. Но спросил почему-то только одно – и то, что совсем не собирался спрашивать.
– Ты его осуждаешь?
– Моргана? Нет. Кто я такой, чтобы его осуждать?
После встречи с Гектором во сне Тайра плохо спала: никак не могла выкинуть из головы все, что он ей говорил, прокручивала и так и эдак, повторяла, сердилась, что зря думает об этом, но перестать рассуждать не получалось.
Она не помнила, когда начались ее недомогания. Тайре казалось, что ей тогда было десять, но, возможно, точная информация просто стерлась из памяти. Потом, после того как впервые почувствовала текущую носом кровь и упала в обморок, зрение начало стремительно портиться, и через пару недель Тайра полностью ослепла. Тогда же отец рассказал о проклятии и пообещал, что больше ничего страшного не случится. Нужно просто беречь себя и мазать тело вот этой мазью…
Она мазала. Сначала постоянно, потом все реже и реже, забывала частенько. Морган ругался, говорил, что нужно обязательно это делать, но Тайра не понимала, зачем: приступов ведь больше не было. А мазаться ей не нравилось, от странной липкой субстанции в баночке кожа чуть кололась и казалась грязной, хотелось немедленно помыться. Поэтому Тайра обманывала отца: говорила, что мажет, а сама не мазала. И ведь ничего страшного не случилось! Недомогания практически не повторялись, последнее время только зачастили.
Она помнила, как упала в обморок в первый раз за три года. Это случилось в День Альганны, утром. Тайре показалось, что у нее вдруг выключились все чувства, конечности замерли, словно она была мухой, попавшей в клейстер, а потом из носа потекла кровь, затошнило, и девушка упала на землю. Очнулась спустя несколько минут на собственной кровати и даже не попыталась протестовать, поняв, что отец дрожащими руками раздевает ее, горько и зло шепча:
– Так и знал, что его век будет недолгим… Мерзавец, гнида, ненавижу…
Тайра так и не спросила, о ком он тогда говорил. Поначалу забыла, после было не до этого. А теперь уже не было смысла: она и так догадалась о ком.
Об Аароне.
Почему ее участившиеся недомогания оказались связаны со смертью брата императора? Зачем отец просил постоянно использовать ту мазь? И ведь только она одна по-настоящему помогала после приступов.
И наконец, главное – каким образом брак с Рианом способен помочь? Это же просто брак, официальная регистрация отношений, и больше ничего. То, что с ней происходит, – это влияние шаманской магии. И как с ней может справиться обычный брак? Да, брак с Альго, но что это меняет? Сама-то Тайра не огненной крови.