Вихрь
Шрифт:
Я слишком обессилел, чтобы спорить. Оскар ухватился за одно из немногих мыслимых объяснений случившегося: что гипотетики узнали меня и отсортировали, чтобы спасти от гибели. Он решил, что сам уцелел потому, что я был с ним рядом и помог ему. Иными словами, он вообразил, что его спасителем стал глупый неотесанный полубог.
Глава 15
САНДРА И БОУЗ
В полдень Сандра въехала на стоянку приемного отделения приюта. Над раскаленным асфальтом колебалось марево, густой
— Доктор Коул! Послушайте, мне очень жаль, но у меня инструкция вас не впускать…
— Все в порядке, Тэдди. Позвоните доктору Конгриву и скажите, что я здесь и хотела бы с ним поговорить.
— Хорошо, мэм. Думаю, я могу это сделать. — Тэдди что-то сказал в трубку, подождал, сказал что-то еще, потом с улыбкой повернулся к Сандре. — Порядок. Вы уж не сердитесь. Доктор Конгрив приглашает вас к себе в кабинет. Говорит, вы можете идти прямо туда.
— Ничего, Тэдди, спасибо.
— Всегда пожалуйста. Хорошего вам дня, доктор Коул.
Конгрив встретил Сандру победной улыбкой. Она помнила, что должна исполнить роль — такую же, как в школьном спектакле «Отелло», когда ей доверили перевоплотиться в Дездемону: «Отец, я вижу — здесь мой долг двоится». Это ничего, что из нее не получилось актрисы.
— Простите, что побеспокоила вас, доктор Конгрив.
— Вы меня удивляете, доктор Коул. Я думал, что вы поняли, что вам надо отдохнуть от работы до конца недели.
— Я все понимаю. Просто захотелось попросить у вас прощения за свое поведение. Я решила сделать это лично.
— Вот как? Что заставило вас передумать?
— Понимаю, это выглядит странно, но у меня было время поразмыслить, можно сказать, покопаться в себе. На самом деле мне важна моя карьера здесь, в приюте. Я оглянулась назад и поняла, что вела себя неподобающим образом.
— В каком смысле?
— Я превысила свои полномочия, проявила излишний интерес к Оррину Матеру, а когда вы передали его другому врачу, разозлилась.
— Я вам объяснял, почему так поступил.
— Да, сэр, и теперь мне понятны ваши резоны.
— Что ж, я ценю ваш поступок. Он наверняка дался вам нелегко. А что вас, собственно, привлекло в этом пациенте, если не секрет? — Конгрив всплеснул руками и устремил на нее задумчивый взгляд, разыгрывая рассудительность.
— Сама не знаю. Он показался мне таким… Слабым? Уязвимым?
— Все наши пациенты уязвимы, иначе они бы сюда не попадали. Поэтому мы и оказываем им помощь.
— Я знаю.
— И именно поэтому мы не можем позволить себе роскошь слишком близкого общения с ними. Наилучший наш подарок тем, кто оказывается на нашем попечении, — абсолютная объективность. Это я и имел в виду, называя ваше поведение непрофессиональным. Вам понятно, к чему я веду?
— Да, сэр, понятно.
— Вам должно быть понятно и то, почему я отправил вас отдохнуть. Обычно, когда врач начинает распространять на пациента свои собственные тревоги, это значит, что он переутомлен или чем-то расстроен.
— Теперь я в полном порядке, доктор Конгрив.
— Хотелось бы верить. Не происходит ли в вашей жизни чего-то, что мешает работе?
— Ничего такого, с чем я бы не сумела справиться.
— Вы уверены? Если вам надо выговориться, я с радостью вас выслушаю.
Боже сохрани!
— Я вам очень признательна. Просто… — Она вздохнула. — Если честно, то это погода, и вообще. У меня сломался кондиционер, я уже давно не высыпаюсь. Да и работы порой бывает через край немножко, вы правы.
— Это может сказать о себе любой из нас. Что ж, я рад, что вы решили быть со мной откровенной. Вы действительно готовы вернуться к своим обязанностям?
— Да, сэр, совершенно готова.
— Не сказать, что у нас не найдется для вас дела… Как насчет того, чтобы поработать недели две в облегченном режиме? Например, понаблюдать за доктором Фейном? Уверен, ваш опыт будет для него неоценим.
— Я бы с радостью.
— Но, конечно, не касаясь дела Матера.
Она кивнула.
— Честно говоря, у нас возникли с этим кое-какие осложнения. Мне понадобится ваше официальное согласие на добровольную передачу дела Матера доктору Фейну. Как вы на это смотрите?
Она изобразила удивление.
— Это так необходимо?
— Формальность, но без нее не обойтись.
— Если это поможет, то я, конечно, напишу заявление.
— Чудесно, доктор Коул. На сегодня вы можете быть свободны. Приходите завтра. — Он улыбнулся. — Только не опаздывайте.
— Конечно, сэр.
— И мы забудем обо всех неприятностях.
А вот это вряд ли!
— Спасибо. Вообще-то, если вы не возражаете, я бы хотела побыть до конца рабочего дня в своем кабинете. Приема вести не буду, просто сделаю записи в четырех-пяти историях болезней, а то потом появятся новые, и такую груду будет сложнее разгрести.
Конгрив бросил на нее озадаченный взгляд.
— Не имею оснований возражать.
— Спасибо!
— Пожалуйста. Должен сказать, вы молодец. Если так пойдет и дальше, мы с вами хорошо сработаемся.
— Очень на это надеюсь, — сказала она.
Сандра шагала к себе в кабинет с таким чувством, словно вывалялась в грязи. Включая компьютер, она прикидывала, когда Конгрив отправится домой. Обычно он уходил в шесть часов, но мог и задержаться где-нибудь на консультации или на совещании. Она стала просматривать свои файлы и стирать все, что не относилось непосредственно к ее служебным обязанностям. В ней росло ощущение, что она здесь чужая: все годы работы в приюте слились в одно унылое пятно, в картинку на старинной открытке.